то, ради чего он приехал: мужские половые органы угря и ответ на вопрос о нем. «Я мучил себя и угрей в тщетной попытке найти самца, но все угри, которых я вскрывал, принадлежали к прекрасному полу».

Это было первое настоящее научное задание юного Зигмунда Фрейда, и так сложилась его судьба. Несколько недель подряд он стоял у стола, целенаправленно препарируя угрей, обыскивал их холодные тела в поисках органов размножения. Долгие дни работы, запах дохлой рыбы, липкая слизь на руках. Но ни одного семенника он так и не обнаружил. Фрейд обследовал около четырехсот угрей, и ни один из них не принадлежал к мужскому полу. Он доподлинно знал, где именно в организме угря ему надлежит искать, мог описать, как должен выглядеть искомый орган, однако ему так и не удалось обнаружить его.

В одном из писем к Эдуарду Зильберштейну он нарисовал угря, как бы плывущего сквозь текст. Кажется, на губах у него застыла насмешливая ухмылка. В этом письме он называет угрей тем словом, которое ранее применял для других загадочных для него существ: las bestias.

Что на самом деле обнаружил в Триесте Фрейд? Может быть, по крайней мере первое понимание того, насколько глубоко бывает скрыта истина. Правда об угре или о человеке. Таким образом, угорь повлиял на становление современного психоанализа.

Девятнадцатилетний Фрейд был полным амбиций молодым ученым. Он прибыл в Триест, чтобы написать новаторский отчет, в котором бы он раз и навсегда ответил на вопрос, веками занимавший научный мир: как размножается угорь? И он немало узнал о значении терпеливого и систематизированного наблюдения — эти знания он позднее применит на своих пациентах в психотерапевтическом кресле.

К тому же он приехал в Триест с глубокой верой в науку и в награду, которая ожидает где-то впереди упорно работающего ученого. Но угорь заставил его увидеть свои пределы — как и пределы всей естественной науки. Под микроскопом он не увидел истины. Вопрос об угре остался нераскрытым. Закончив год спустя свой отчет, он вынужден был признать, что по поводу пола и размножения угря по-прежнему ничего нельзя обоснованно утверждать. С самоуничижительной дотошностью он констатирует: «Мои гистологические исследования продолговатых органов не позволяют мне однозначно утверждать, что они являются семенниками угря, — как и опровергнуть это утверждение».

Угорь перехитрил его — вероятно, это способствовало тому, что Зигмунд Фрейд со временем отошел от естественных наук, занявшись куда более сложным и не поддающимся измерению предметом: психоанализом. Кроме всего прочего, угорь посмеялся над ним, если учесть тот факт, во что со временем углубится Фрейд, — угорь не раскрыл ему свою сексуальность. Человек, позднее наложивший отпечаток на все представления ХХ века по поводу пола и сексуальности, которому откроются ранее неизведанные глубины человеческого сознания, имея дело с угрем, даже не смог найти его половые органы. Он отправился в Триест, чтобы обнаружить семенники угря, но выяснил, что загадка не поддается решению. Он изучал сексуальность рыбы, но обнаружил разве что свою собственную.

Во всем этом просматривается ирония судьбы еще и потому, что Фрейда и ранее связывали непростые отношения с водными животными. Много написано о влюбленности юного Фрейда в девушку по имени Гизела Флюсс. Все началось в 1871 году, когда пятнадцатилетний Фрейд некоторое время жил в доме семьи Гизелы во Фрайберге. Судя по всему, Гизела, которой было тогда двенадцать лет, очень привлекала Фрейда. В своих письмах — в том числе тому же Эдуарду Зильберштейну — Фрейд писал о том, как она прекрасна. Возможно, эта встреча ознаменовала его первое сексуальное пробуждение, которое, как бы то ни было, закончилось фрустрацией и вытеснением. Когда несколько лет спустя Гизела вышла замуж за другого, Фрейд придумал ей определение «ихтиозаврия» — «рыбоящерица» — на основании научного названия доисторической водной рептилии, жившей одновременно с динозаврами. Для Фрейда это была подростковая игра слов. «Флюсс» означает «река» или «приток». Гизела как женщина из семьи Флюсс представляла собой своего рода водного монстра, воплощающего в себе вытесненное и отторгнутое, шевелящееся в глубине сознания. То, что Фрейд дал ей прозвище по имени доисторического животного, — возможно, его попытка убедить самого себя, что юношеская неконтролируемая страсть, которую он к ней испытывал, уже осталась для него в прошлом. Больше он не позволит соблазнить себя подобным образом. Пока в Триесте не появляются las bestias как отдаленные потомки этого его первого ихтиозавра.

Пройдет еще несколько лет после поездки в Триест, прежде чем Зигмунд Фрейд, уже как психоаналитик, снова приблизится к теме сексуальности, рассматривая ее скрытые и вытесненные явления. Его теория боязни кастрации строилась на том, что у ребенка еще в раннем возрасте развивается боязнь кастрации, повреждения и отчуждения своего пола, принижения и обезоруживания. Мальчик четырех-пяти лет от роду переполнен неосознанного сексуального желания обладать своей матерью, одновременно испытывая конкуренцию со стороны отца. Он ощущает угрозу, страх наказания за свои порывы, а также стыд и приниженность, осознает свою ничтожность в мире, что ведет к развитию его «я»: постепенно он отказывается от сексуального желания, направленного на мать, и идентифицирует себя с отцом. И решающим моментом, по мнению Фрейда, является то, когда мальчик осознает: у женщины нет пениса. Таким образом, при взгляде на женщину он видит отсутствие мужского полового органа и тем самым осознает себя и свое место в мире.

Теория Фрейда о зависти к пенису сродни теории о боязни кастрации, но исходит из психосексуального развития женщины. Он считал, что девочка, как и мальчик, изначально сильно привязана к матери, и в тот момент, когда она обнаруживает, что у нее самой нет пениса, она постепенно начинает терять связь с матерью и тянется к отцу. Девочка воспринимает пенис как атрибут, символизирующий власть и активность. Она осознает свое место в мире, испытывает зависть и чувство вины, которое проецирует на мать. Она видит, чего у нее самой нет, — видит отсутствие мужского полового органа — и тем самым осознает себя и свои ограничения.

С тех пор эти теории неоднократно подвергались сомнениям с самых разных позиций. Действительно ли мужской половой орган — его наличие или отсутствие — является столь важной деталью в психосексуальном развитии человека? Сегодня это кажется проявлением тщеславия и даже глупости.