сам строитель, то учти, это только хуже. На свой дом я не могу рабочих послать. Этого она не сознает.

— Ну конечно, ты всегда оправдаешься. Никитич приходил, предлагал крышу настелить, из Пашинки рабочие набивались…

— Чужим, незнакомым рабочим сразу платить надо. А деньги у тебя были?

— Были бы, если б не твои придумки.

— Ох, до горла мне уже дошло! — Николай вскочил и застучал ребром ладони по кадыку. — Ведь сама же согласилась, чтоб я фотоаппарат купил. Ведь я же с тобой советовался, как с человеком! Ну скажи, не советовался?

— Как же! Прибежал из магазина, руки трясутся, голос дрожит, — Алена представила, как это выглядело, — кричит мне еще с улицы: «Аппараты привезли, аппараты привезли!» Ни слушать, ни говорить уже ни о чем не мог. И всего-то их три аппарата, и разберут их сейчас… Один полгода потом в магазине валялся. Ну, я уже знала, что строительства у него на уме не будет. Хочешь не хочешь, надо соглашаться.

— Значит, так? — крикнул Николай. — Это же вынести невозможно! Ты и с людьми говорить не даешь!..

Он схватил со стола кепку, выскочил в сад и огромными шагами понесся по дороге. Даже под соснами, подпирающими небо, было видно, какой он длинный.

— А хороший аппарат? — спросил Артюша. — Тетя Алена, заграничный аппарат?

— А бог его знает, — махнула рукой Алена. — У него их три, это четвертый.

Гаянка потянулась к матери и зашептала ей в ухо:

— Мама, они нам родные?

Нина не поняла.

— Почему они при нас ссорятся?

Мальчик с мелким, словно выточенным личиком невозмутимо стоял в углу комнаты.

— Вена, перенеси вещи в зал, — велела ему Алена. — Я вам зал отвела и еще комнату рядом. Когда Георгий Степанович приедет, ему там удобно будет и отдыхать и заниматься.

— Спасибо, — ответила Нина.

«Зал» был самой большой комнатой в два окна, с отдельным крылечком. По стенам заботливо застеленные кровати, на окнах белые занавески, на столе букет круглых, тяжелых роз.

— Я тебя еще вчера ждала, все в окошко поглядывала. Отдохнете здесь как следует. Детишки поправятся. Мальчик у тебя худенький.

Нина села у стола.

— Ты насчет Николая не расстраивайся, это у нас обычное дело, — пояснила Алена, — он такой раздражительный стал. Говорит, работа очень нервная. Я уже во всем с ним соглашаюсь. Но ведь у кого сейчас работа спокойная? Вот твой Георгий Степанович каким строительством ворочает, так что же, ему совсем с ума сойти надо?

— Алена Ивановна, вы дома? — позвал протяжный молодой голос.

— Иду.

Подхватывая спадающую косу, Алена зашептала громким шепотом:

— Это Тася, Веночкина мать. Может, договоришься с ней постирать, посуду помыть. Чего тебе на отдыхе возиться? Она расторопная, умелая. Есть, правда, за ней… Ну, это я тебе потом…

Нина осталась одна. Где-то были дети. За дверью, в кухне или на веранде, незнакомая женщина говорила Алене:

— А мне теперь ни от кого помощи не надо. Правда, Алена Ивановна? Квартирка у нас есть, мама из Пашинки десяток кур привезла, яички свои будут, поросенка в том месяце купим. Картошка тоже своя. Вот вчера сапоги Веночке купили, пальто справили. А в дальнейшем я всегда заработаю. Николай Богданович тоже обещает меня устроить. Ведь правду я говорю, Алена Ивановна?

Щемящую зависть к чужой жизни вдруг ощутила Нина. Устойчивым трудовым миром веяло от этого разговора. А что у нее? Ни дома, ни хозяйства. И не надо ей услуг, за которые придется платить, а надо ей самой какую-нибудь работу, потому что денег у нее нет, а сколько ей может присылать Георгий?

— Нинуша… — позвала Алена.

Черноволосая женщина оглядела Нину ласковыми глазами.

— Дождалась Алена Ивановна дорогую гостью. Уж и мы все ждали, ждали…

Она оказалась не такой молодой, как представлялось Нине по голосу. Очень складная женская фигура, чуть раскосый разрез глаз, скуластое, миловидное лицо. Она стояла, явно выжидая.

Алена прервала неловкое молчание:

— Куда дети подевались? Кушать давно пора.

— Тут они, внизу. С Вениамином рыбу ловят.

Тася с той же ласковой улыбкой смотрела на Нину даже тогда, когда говорила с Аленой:

— А мне что сейчас делать, Алена Ивановна?

— Клубнику заканчивай, если время есть.

— Часа два поработаю, потом на ту сторону сбегаю, мне там овес для курочек обещали.

Она вышла, высоко неся свою темную голову.

— На все руки, — вздохнула Алена, — и пошить, и помыть. Может, и устроит ее Николай на турбазе. Меня тут многие за нее осуждают, ну, это потом. Детей надо покормить.

На столе красовалась жареная утка, окруженная пирогами и пирожками, соленьями и маринадами.

Пошли за детьми. Аленин участок кончался обрывом. Внизу, в ущелье, пенилась зеленая река. От воды веяло холодом. На плоском камне неподвижно вытянулся Вениамин с удочкой. Артюша возился у берега, заглядывая под мокрые камни. Он боялся поскользнуться, от этого сильнее припадал на ногу, спотыкался и хватался руками за камни.

Сверху дети казались совсем маленькими. Жалкая, ковыляющая фигурка мальчишки и девочка, сидящая в сиротливой позе, с подогнутыми коленками.

Она могла пожалеть их до отчаяния, но сдержала себя. Не надо этого. Нельзя. Над ними было синее небо, раскачивались сосны, шумела река.

Дети не сразу услышали голос Алены. Первый поднял голову Вена, посмотрел вверх, тотчас взмахнул удочкой и принялся ее скручивать. Дети поднялись по крутой дорожке, и в ведерке, которое несла Гая, бились носами о стенки две маленькие синие рыбки.

— Выпустили бы их, — пожалела Нина.

— Ага, какая хитренькая! — с азартом закричала Гаяна. — Ни за что не выпустим.

— Их сейчас почистить и на сковородочку, — подтвердила Тася.

Она уже сменила юбку на черные сатиновые шаровары и на минутку оторвалась от грядки, чтоб взглянуть на добычу.

— Они на мокрицу берут. Знаешь, под камнями такие серые мокрицы сидят, — захлебываясь, объяснял Артюша. — Нина, я тоже буду ловить. Мне Вена удочку даст. Да, Вена?

Он держал Вениамина за рукав и смотрел на него радостно-преданными глазами.

— Даст, конечно, даст. У него удочки есть, — пообещала Тася.

В запачканных землей, обтягивающих ее шароварах, с тяпкой в руках, она чувствовала себя так же непринужденно, как в платье. Присев на корточки, она быстро перебирала каждый клубничный кустик, выдирала вокруг него сорную траву, несколькими ударами тяпки рыхлила землю. Ряды, которые она прошла, четко и ярко зеленели на темной земле.

Алена кричала с крыльца, что пора за стол, а Нина с детьми все стояли, завороженные красивой работой.

— Я тоже хочу так, я тоже, мама, — заныла Гаянка.

— А вот уже и Николай Богданович бежит, — сказала Тася.

И только тогда Нина повела детей в дом.

Николай