Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы уверены?
Тот снова покачал головой и сказал:
— У мужчины, которого я видел, была курчавая и очень густая борода.
— Разве она не могла отрасти с той поры, как был сделан этот портрет?
— Не в этом дело, сэр. Лицо тоже совершенно другое. И одет остановивший меня мужчина был очень странно — как иностранец, сэр. Да и говорил он вовсе не как англичанин.
Последняя новость встревожила капитана Фокса. Продолжая хмуриться, он стал пристально вглядываться в лицо на портрете.
Задержанный тоже разволновался и еще раз бросил взгляд на картину.
— Могу я уйти отсюда? — спросил он.
Капитан Фокс махнул рукой. У бывшего владельца телеги вырвалось невольное восклицание облегчения; он тут же повернулся, вышел за дверь и с громким топотом стал спускаться по лестнице. Но капитан Фокс вряд ли слышал этот топот. Он продолжал изучать портрет, все больше хмурясь и так сильно сжав кулаки, что побелели костяшки пальцев. Наконец он повернул картину лицевой стороной к стене, набросил на нее снятую ткань и вышел из помещения, плотно закрыв дверь и заперев ее на висячий замок.
Роберт, ссутулившись, сидел на берегу реки. Почему-то ему было не по себе. Что-то раздражало его, хотя у него были все основания быть довольным собой. Он рыбачил всего полчаса, но улов уже был более чем достаточным для ужина на всю семью: рядом на траве лежали два здоровенных, нагулявших на зиму жирок голавля. Мальчик вздохнул, уселся поудобнее и огляделся вокруг. Все было спокойно. Река текла почти незаметно, от поверхности воды веяло спокойствием зеркала, голые ветви деревьев еще поблескивали снизу серебром инея. Справа от Роберта возвышалась серокаменная церковь Бродчалка, а из-за деревьев к чистому голубому небу поднимались тонкие струйки дыма из деревенских труб. Чудесная картина умиротворенной красоты; и все же на душе у Роберта было неспокойно, и он не мог понять почему.
Мальчик осмотрел свои руки. Они выглядели достаточно чистыми, но, даже отмывая их снова и снова, он никак не мог избавиться от ощущения застрявшей под ногтями и въевшейся в кожу грязи. Он жалел, что ему пришло в голову забраться в ту телегу. Казалось, находившаяся в ней грязь мгновенно прилипла к нему. Он наклонился к воде, чтобы снова помыть руки, а затем вытер их о траву на берегу. Мальчик зажмурил глаза, и ему показалось, что грязь прилипла к коже, ее слой ощущался все более толстым, растущим, словно на коже рук появилось какое-то живое существо. Он открыл глаза и в ужасе уставился на свои руки. Но, как и прежде, они выглядели чистыми. Он мотнул головой, чтобы отогнать неприятные мысли, и стал подниматься на ноги. Как раз в это время до его слуха донесся отдаленный цокот конских копыт по камням.
Роберт вскарабкался наверх по крутому откосу мерзлой прибрежной грязи. Перед ним расстилался луг; в самом дальнем его конце стоял старый дом приходского священника деревеньки Бродчалк, в котором жил тот самый мистер Обри, который две недели назад обнаружил труп в Кольце Клирбюри. Роберт стал подкрадываться к дому, используя в качестве прикрытия кусты и деревья, пока не подобрался к конюшням, находившимся немного в стороне. Он выглянул из-за задней стены и увидел во дворе отца и мистера Уэбба. Они стояли спиной к нему и здоровались с всадником, который явно только что приехал. Роберт сразу узнал его и невольно нахмурил брови. Что здесь делает полковник Секстон? Он был важной персоной — командовал отрядом милиции целого графства и всей округи. Очевидно, подумал Роберт, у отца гораздо более неотложное дело, чем можно было подумать.
Он проследил, как трое мужчин пересекли двор и вошли через низкую дверь в дом. Мальчик решил подойти как можно ближе и стал красться вдоль обращенной к саду ограды. Увидев большое окно, он заглянул в него, и его взору предстало сияние огня в камине. В комнату вошел отец, следом за ним полковник Секстон и мистер Уэбб. Навстречу вошедшим поднялся из кресла четвертый мужчина, сперва не замеченный Робертом за окружавшими его книгами и стопками бумаг. Он узнал в нем хозяина, мистера Обри, когда тому представляли полковника Секстона.
Четверо мужчин заняли места за длинным дубовым столом. Опустившись на колени, Роберт постарался удобнее, насколько позволял холод, устроиться возле окна, а потом приложил ухо к стеклу.
«Мой прадедушка Уилл: Обри и он были кузенами, а не просто добрыми знакомыми. Деревенский дом доктора О. находился в Кью, а Дж. Ди жил в Мортлейке, не далее мили от него… Среди оставленных им рукописей было несколько писем из его с Джоном Ди переписки о химии и магических тайнах».
— Не сомневаюсь, — говорил полковник Секстон, наклонившись над столом, — что вы не притащили бы меня в это место без достаточных оснований. Не стану таить от вас, что прискакал без особой охоты. Повсюду в Английской республике творятся большие беспорядки, о которых ни один из вас еще не имеет ни малейшего представления.
— Речь идет о жизни и смерти, — коротко ответил капитан Фокс, — возможно, о множестве жизней. Нынче у меня появилась надежда, что мы можем попытаться спасти их.
— Что ж, это достаточно важная причина, — согласился полковник. Он кивнул, сделал жест рукой и добавил: — Продолжайте.
— Я уверен, — заговорил капитан Фокс после довольно долгой паузы, — что вокруг притаилось много зла, которое ждет во мраке давно забытого прошлого, в камнях и склепах, на местах древних поселений, разбросанных здесь и там. Они кажутся нам спокойными, и все же за наши грехи время от времени именно оттуда появляется зло.
Полковник Секстон нетерпеливо передернул плечами.
— Возможно, вы правы, — пробормотал он, — но едва ли пристало милиционеру высказывать подобные опасения.
Капитан Фокс сделал вид, будто не заметил упрека, и спросил:
— Вы, конечно, читали мой рапорт об убийствах, совершенных в течение двух минувших недель?
— Разумеется, читал.
— И вы обратили внимание на даты и их значение?
Полковник Секстон пренебрежительно отмахнулся.
— Я уже предостерегал вас от подобных фантазий, всего лишь фантазий…
— Нет, — возразил капитан Фокс спокойным голосом, но в тоне этого голоса прозвучала такая хладнокровная настойчивость, что это заставило его непосредственного начальника не позволить словам возражения сорваться с языка. Они пронзили друг друга взглядами, и какое-то мгновение казалось, что оба превратились в глыбы льда, освещаемые игрой