и сэра Генри родной деревушке. Я онемел от охватившего меня ужаса, а сердце стало колотиться в такт барабану, дробь которого с нашим приближением к местечку все более убыстрялась. Наш отряд скакал, насколько было возможно, скрытно. Я приказал своим людям незаметно окружить Вудтон со всех сторон. За нами явно никто не следил. Нигде не было видно ни малейшего движения. Подойдя вплотную к деревушке, мы так никого и не встретили; не было ни единой живой души и на окраинах. Вскоре мы заняли позиции вокруг площади.

На нее-то и было согнано все население. Жители деревушки толпились там, как стадо, и были охвачены паникой. Посреди площади бушевал громадный костер, по обе стороны от него возвышались виселицы. Уолвертон и его люди находились возле костра, все до единого были верхом на лошадях; один из всадников бил в барабан. Когда темп барабанной дроби достиг высшего предела, Уолвертон поднял руку и обратился к рыдавшей толпе. Он говорил, что все жители деревушки виновны и будут уничтожены, а их жилища сожжены дотла. Он объявил, что это реванш за измену сэра Генри и за мое вероломное предательство короля, что мужчины будут повешены, а женщины брошены в пламя костра. В ответ послышались мольбы о милости и рыдания, но Уолвертон только прикрыл глаза и улыбнулся, словно испытывая глубочайшее удовольствие от ужаса, в который повергла эта речь окружавшие его жертвы. «Первыми этих двух шлюх!» — крикнул он, открыв глаза и указав рукой на костер. Из толпы вытащили двух женщин. Они не вопили и не молили о пощаде. Только теперь я разглядел их лица и узнал обеих. «Нет! — крикнул я и что было сил поскакал вперед. — Нет!» Мои люди рванулись следом за мной, выскочив из укрытий, и мигом окружили перепугавшихся кавалеров. Я не мог не попытаться спасти свою жену, спасти ее и леди Воэн от грозившего им пламени костра. Мистер Уэбб присоединился ко мне и вступил в схватку с Уолвертоном, который бросился мне наперерез, чтобы не подпустить к женщинам. В необузданной ярости я сразил наповал кавалера, толкавшего женщин к костру. Мистер Уэбб только ранил своего противника. Уолвертон остался лежать в грязи, скорчившись на боку. Я не без удовольствия оставил его там, где он упал, когда мы начали разоружать его людей, потому что был уверен, что он не представляет никакой угрозы, и надеялся, что злодей умрет, истекая кровью.

— Но он не умер, — сказал полковник Секстон.

— Нет, — подтвердил мистер Уэбб и сокрушенно покачал головой, продолжая смотреть на огонь в камине, — не умер.

— Что вы с ним сделали?

— То же, что и с другими: разоружили и отобрали все деньги, — ответил капитан Фокс, пожав плечами. — Затем мы с мистером Уэббом сопроводили его до побережья. В Портсмуте стоял корабль, готовый к отплытию в германский порт Любек. Мы погрузили Уолвертона на борт и заплатили за его доставку в Германию. Рана его была серьезной, и у него не оставалось ни единого шанса снова когда-нибудь появиться на нашем берегу. А по прибытии в Германию ему предстояло оказаться без средств к существованию, стать одним из Богом забытых бедняков, таким же, каких он недавно так презирал.

— А может быть, — сказал мистер Уэбб, — случившееся было еще и расплатой за наши грехи.

Воцарилось короткое молчание, которое внезапно нарушил скрип спинки кресла полковника Секстона.

— Нет, — возразил он отрывистым голосом, вставая, — я так не думаю.

Капитан Фокс поднял на него гневный взгляд:

— У вас нет оснований, сэр, сомневаться в том, о чем мы рассказали.

— В отношении фактов, которые вы мне сообщили, у меня сомнений нет. Но что касается вашего объяснения, Джон, да, они у меня есть. Например, — продолжал полковник, расхаживая по комнате, — вы сказали, что ваш сын мельком видел лицо сэра Чарльза, а затем узнал его на портрете. Но когда был написан портрет? По крайней мере, перед самой войной. Двадцать лет назад, возможно, даже двадцать пять? Сэр Чарльз, если он в самом деле все еще жив, должен быть сейчас глубоким стариком.

— Это верно, — медленно произнес мистер Уэбб с изменившимся лицом.

Но капитан Фокс нахмурил брови и отрицательно покачал головой.

— Тогда кого же видел мой сын? — спросил он. — Какое иное объяснение вы могли бы предложить?

— Одно из тех, которые ведут к определенности, по вашему собственному признанию, — ответил полковник Секстон и, вынув из внутреннего кармана френча листок бумаги, бросил его на стол: — Это документ о передаче имущества. Им устанавливаются права Эдварда Уолвертона, сына покойного сэра Чарльза, на владения и землю, принадлежавшие его отцу и оставшиеся не конфискованными Парламентом.

— Но Эдвард Уолвертон мертв.

— Похоже, это не так.

Капитан Фокс бросил взгляд на мистера Обри.

— Но… — он запнулся, отвернулся от историка и поднял взгляд на полковника. — Я нашел его, — в ярости капитан понизил голос до шепота. — Всех детей Уолвертона… Я нашел их. Вы помните, сэр. Они были мертвы, все до единого.

— Их останки, — полковник Секстон тоже понизил голос, — слишком разложились и были до такой степени неузнаваемы…

Мистер Обри неловко зашевелился и сказал, вставая из-за стола:

— Если хотите, я могу найти…

— Нет-нет, — возразил полковник Секстон, придавая голосу как можно более категоричный тон, — мы больше не станем касаться этого вопроса, поскольку, судя по вашей собственной неуверенности, капитан, можно не сомневаться, что Эдвард жив. Эта бумага, — полковник взял со стола документ, — была составлена в городе Праге и прислана нам оттуда. Меня попросили обратить на нее внимание, потому что возникло подозрение в подлоге. Но теперь, когда мы знаем, что сэр Чарльз после войны оказался в Германии и, очевидно, в конце концов встретился там с сыном, у нас не может быть сомнения, что она действительно подлинная.

В комнате повисло неловкое, полное сомнений молчание.

— Кем же был в таком случае тот, — заговорил наконец капитан Фокс, — кого мой сын видел закутанным в черный плащ и кого принял за сэра Чарльза?

— Это яснее ясного, Джон, — ответил полковник Секстон, махнув бумагой, словно клинком, — его сын Эдвард. Нам ведь известно, что он собирался возвратиться в Англию.

— Но видел ли его кто-нибудь, кроме Роберта?

— Нет. Возможно, он затаился. Хотя у него есть агент, который действует в его интересах очень активно.

Капитан Фокс нахмурил брови.

— Иностранец? С очень бледным лицом и густой черной бородой?

— Вы его видели?

— Тот человек, что продал ему телегу для перевозки земли… — заговорил было капитан, словно ни к кому не обращаясь, но его голос сразу же затих, он еще больше помрачнел и