Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты почему молчишь? Отвечай!
Да уж, не о такой встрече я мечтал. В моих мечтах я был получше одет, а не в этой ужасной бесформенной вязаной кофте. Да и мог говорить. И встречались мы в цветущем саду, среди цветов, а не в доме ее бабушки. Одно меня невероятно радовало, что зубы успели подрасти, и я не казался таким уж монстром. Что и говорить, насмешка судьбы.
Ситуация стала меня забавлять. Как дурак стоял перед ней и улыбался. Трехлетний малыш перед зубрилкой-учительницей.
Поскольку девочка начинала злиться, я решил спасать ситуацию. Жестом пригласил ее присесть на диван. В ответ она лишь с вызовом скрестила руки:
— Воды в рот набрал?
Тогда я сел на край дивана и, отложив фотоаппарат, достал из кармана блокнот. Размашистым почерком вывел слова: «Я не могу говорить, болит горло. Эти спичечные замки принадлежат мне». После чего вырвал листок и передал ей.
Она прочитала строки и внимательно посмотрела на меня. В глазах читался неподдельный интерес.
— Сейчас, я припоминаю тебя. Ты следишь за мной, но я иногда ловлю твой внимательный взгляд.
Настала очередь мне удивляться. Раньше, мне казалось, что она не видит этого. Ведь даже ни разу не смотрела в мою сторону.
Берта вернула мне листок и продолжила:
— Так это значит твои спичечные домики? Ладно, фотографируй. Если не против, я посижу здесь на диване.
Удивительно, сначала набросилась на меня, а теперь сделала одолжение. Разрешила продолжить, хотя разрешение мной было получено ранее, от хозяйки дома, старухи Элл.
Перевернув листок, я написал пару строк: «Можно мне тебя сфотографировать вместе с замками?».
Берта согласилась. Тогда я взял со стола сторожевую башню и передал ей в руки. Она мило улыбнулась, и я сделал первый кадр. В этот момент я поймал себя на том, что больше в снимке меня интересовала именно Берта.
Когда в комнату вошла моя мать и Элл, я сделал множество удачных снимков и уже выключил фотоаппарат.
— Так, ребятишки, — старуха Элл протянула нам карамельные петушки, — Вы заслужили немного сладкого.
Мне так хотелось его попробовать, но я не позволил себе этого. Убрал в карман. Берта же принялась облизывать сладкий леденец, чем несколько смутила меня.
Старуха Элл обратилась ко мне:
— Мы тут с твоей матерью вспомнили, что через пару недель в соседнем городке пройдет ярмарка. Я отправлюсь туда с Бертой продавать леденцы. Так вот, почему бы не выставить твои спичечные замки тоже? Что скажешь?
Я не совсем понял, зачем мне это. Ведь спичечные замки были выстроены мной не для продажи.
Взмахом карандаша я вывел свой ответ на блокноте, который передал матери. Она громко прочитала вслух. Старуха Элл стала переубеждать меня:
— Если ты не хочешь продавать их, то и не станем. Мы просто выставим их на всеобщее обозрение, чтобы люди знали о тебе и твоем таланте. Ведь было бы настоящим преступлением скрывать твой талант.
Я задумался. Посмотрел на мать и, наконец, утвердительно кивнул.
— Он согласен, — мама просияла улыбкой. — Решено, значит Элл возьмет в аренду соседнюю лавочку, а я буду стоять за прилавком. Осталось только продумать, как довезти замки на место.
— О, милая, можешь об этом не беспокоиться, — Элл уверила ее, — я поеду на своем старом автомобиле и поставлю замки на заднее сидение. Ты сядешь впереди, а Берта — сзади, будет держать один из домиков.
— Отлично, значит решено, — мать была счастлива.
В отличие от нее я отнесся к этому намного спокойнее. Когда мы покинули дом старой Элл, мама обхватила меня за плечи и тихо сказала:
— Тебе нравится эта девочка?
Моему изумлению не было предела. Неужели было так очевидно. Я густо покраснел, но оправдываться не стал. Тогда она продолжила:
— Расслабься. Никто ничего не заметил. Я поняла это только по тому, как ты старательно на нее пытался не смотреть. Берта хорошая девочка, у тебя неплохой вкус.
Оставшуюся часть пути мы шли молча. Каждый был поглощен своими мыслями. У дома мать направилась в калитку, а я решил обойти дом и посмотреть на свой нож. Может быть, его уже кто-нибудь нашел.
Я подошел к нужному месту и заглянул меж кустов. Нож был на месте. Отлично. Сейчас я пока не придумал место, куда перепрятать его. Но обязательно придумаю.
Ведь его мог найти мой младший братишка или, еще хуже, отец. Тогда мне было бы несдобровать.
В животе громко заурчало. Я был голоден. Сначала я думал съесть леденец, но в последний момент передумал. Необходима была более серьезная еда. Например, похлебка или жареный картофель.
Я поспешил к дому. Мать, должно быть, уже хлопотала на кухне. Обычно в это время она первым делом готовила завтрак для всей семьи.
Когда вошел в дом, то услышал громкие голоса родителей. Судя по тону, они ссорились. Отец упрекал мать, а та слабо оправдывалась. Мне был непонятен предмет ссоры, и я решил проскользнуть незаметно через кухню в детскую.
Едва я открыл дверь на кухню, отец замолчал и посмотрел на меня. Я быстро взглянул на мать, она выглядела бледной и напуганной.
Стараясь не замечать тяжелого взгляда отца, я прикрыл за собой дверь. Едва сделал первый шаг, как услышал его вкрадчивый голос:
— А вот и наш герой, явился!
Я не понимал, в чем дело, пока отец не швырнул мне со всего маху в лицо вчерашнюю газету. В первую секунду я растерялся и не понял причину такой ярости. Но он быстро мне все разъяснил:
— Я там прочитал кое-какую надпись в самом низу, сделанную тобой. Кажется, там написано: «Я найду тебе нового мужа». Почерк явно принадлежит тебе, мой дорогой сыночек. Ведь только ты пишешь такими размашистыми каракулями.
Газета упала из моих рук на пол. Я сам написал эти слова, для матери. Но мне и в голову не пришло, что отец увидит и прочтет.
Мать вступилась за меня:
— Милый, это была шутка. Ты не так понял!
— Я все правильно понял, — он взревел на весь дом, — я слышал ваш разговор. Я запомнил твой ответ, как ты ответила, что никому не нужна с тремя детьми. Или думала, я конченый кретин?
Он схватил ее за шиворот и потащил в спальню. Швырнул на кровать и, захлопнув дверь, повернул ключ.
Я слышал, как она долбилась с той стороны, умоляя открыть дверь. Но он ее не слышал. Сейчас его интересовал только я.
Когда он подошел ко мне, то поднял газету с пола и оторвал кусок бумаги с моим почерком. Свернул в маленький шарик и, схватив меня одной рукой, стал заталкивать бумажный шарик мне в рот.
— Если ты еще раз, гаденыш, попытаешься влезть в наши с ней отношения, я убью тебя и закопаю в огороде. Сверху посажу яблоню как напоминание о тебе.