Крылов остановился и шумно сглотнул.

– Не надо вспоминать про это. Лучше о другом.

Москва. 1794 г.

Агата Карловна ела мало, но много кокетничала. Иван Андреевич, поначалу очарованный новой знакомой, не замечал этого кокетства, но к фазану начал чувствовать беспокойство, потому как Агата Карловна кокетничала однообразно, неизобретательно. Сначала она почти слово в слово повторила то же, что и на Тверской заставе – и про очаровательно легкое перо, и про напыщенных дураков, как будто заучила несколько фраз с чужого голоса. А потом ограничивалась только невнятными возгласами, трепетанием ресниц и оттопыриванием прелестной нижней губки. Иван Андреевич, даром что запивал каждую перемену большим бокалом вина, оставался почти в трезвом уме – именно по причине обильной закуски. Наконец он прямо спросил свою визави, что она думает по поводу его новой повести «Бедная Лиза»?

– О! – оживилась девушка. – Я проплакала всю ночь! Несчастная девушка! Впрочем, топиться в пруду, мне кажется, моветон! Но все равно, вы написали прелестную книжку, Иван Андреевич.

Крылов побагровел и зашлепал своими толстыми губами.

– Вам нехорошо? – встревожилась Агата Карловна. – Вас нужно уложить в постель и дать понюхать соли.

Она положила свою руку на мощную длань оскорбленного литератора.

– У меня есть в несессере. Он тут, я его оставила в экипаже. Только вам нужно лечь, Иван Андреевич, вы так плохо выглядите. Хотите, мы пойдем к вам? Вы же наняли комнату? Тут на заднем дворе есть гостиница. Вы можете… – Она скромно потупила глаза. – Совершенно располагать мной… Ваше здоровье драгоценно для всех нас.

Глаза ее влажно сверкали, как два коричневых камешка с речного берега.

Иван Андреевич взял себя в руки и попросил десерт – малину во взбитых сливках, покрытую инеем сахарной пудры. А к ней – вишневых вареников с тончайшим, почти прозрачным тестом в сладком молочном взваре, которые подавали с медовым хворостом – хрустящим снаружи и нежным внутри.

– Предположим, – сказал он, – книжка совсем не прелестна и даже не хороша.

Агата Карловна ожидала от него других слов. Она вдруг дернулась, как автоматон со сломанной пружиной, и откинулась на спинку резного стула.

– Не хороша? – пролепетала девушка.

– Дрянь книжка! – кивнул Крылов.

– Почему?

– Хотя бы потому, что не моя! – Иван Андреевич швырнул салфетку на стол и, нахмурясь, посмотрел на собеседницу. Он почувствовал, как Венерины чары рассеялись, открыв перед ним самую обычную кокетку – небольшого ума, да и небольшой красоты, если взглянуть здраво. Да, она была мила, но не более!

– Кто подослал вас, Агата Карловна, ко мне? – спросил Крылов. – Безбородко? Этот напыщенный слизень – известный ценитель красоток.

Девушка так яростно поджала свою нижнюю губку, что сделалась совершенно безгубой.

– А главное – зачем? – холодно продолжил Иван Андреевич. – Не успел я выехать из Петербурга – как уже такой аттансьон! Разве его светлости было мало моего честного слова не писать о персоне, которая ему благоволит? Вы что, милая, хотели через постель получить место моего личного цензора?

Агата Карловна вскочила, задев турнюром спинку стула. Скулы ее побелели. Потом она снова села и отвернулась к витражному окну.

В дверь светлицы просунулась белоснежная борода Силы Мелентьева. Он убедился, что гости не дерутся, и исчез.

– Вы не благородный человек, – сказала Агата Карловна. – Вы пользуетесь моей добротой и неопытностью. Я к вам со всей душой, а вы…

Крылов захохотал:

– Вот уж точно. Как шпионка вы совершенно неопытны. Может, на армейского офицера ваши штучки и произвели бы чарующее впечатление, но я… – Он вытащил сигару и подождал, пока половой в ярко-синей рубахе поднесет тонкую ольховую лучинку. – Я не таков. Так что? Кто подослал вас? Безбородко?

Агата Карловна пожала плечами:

– Я не знаю.

– Как не знаете? Такого не может быть.

– Мне просто приказали встретиться с вами в Москве и сделать так, чтобы… Я должна следовать с вами, куда бы вы ни отправились. И отсылать свои рапорты на адрес одной кофейни около дворца.

– Как называется кофейня?

– «Павлин».

– На чье имя? – спросил Крылов.

– Имя Аргус, – прошептала Агата Карловна.

Петербург. 1844 г.

– Аргус? – переспросил доктор Галер. – Стоглазый Аргус?

– Ну, это если верить Овидию, – отозвался Крылов. – Гесиод насчитал у Аргуса всего четыре глаза. А вот Нонн – уже тысячу.

– Трудненько было бы подобрать очки такому пациенту.

– Понятно, что Аргусом мог быть только один человек – начальник Тайной экспедиции Шешковский. Но он еще в конце весны наконец отправился пытать чертей в Аид. Прямо вслед за своим начальником, генерал-прокурором Вяземским. О, если бы Шешковский был жив, я прямо там, в «Большом самоваре», выложил бы весь свой обед в штаны, прямо как испуганная утка. Но преемника палачу Радищева еще не утвердили. Так что Аргус был для меня загадкой. Конечно, потом я все понял – загадка была не сложной, и решение лежало на поверхности, прямо там, в словах Агаты, но, вероятно, от сытного обеда мой мозг решил задремать, даже не оповестив меня самого.

Москва. 1794 г.

– И что же заставило вас стать шпионкой? Долги? Несчастная любовь? Скандальная связь? – спросил Крылов.

– Зачем вы спрашиваете?

– Из любопытства.

– Я не буду отвечать.

– Воля ваша, – кивнул Иван Андреевич. – Однако это было что-то очень серьезное, раз вы были готовы даже увлечь меня в свою постель.

Девушка вдруг покраснела и кивнула:

– Серьезное. Но я вам не скажу.

– Черт! – с досадой сказал Крылов. – Я уже начинаю жалеть, что отказал вашему предложению пойти понюхать соли. Может, после этого вы стали бы разговорчивее.

– Нет, – помотала головой девушка. – Раз уж вы раскрыли эту мою тайну, то пусть другая останется при мне.

Крылов молча посмотрел на нее.

– Так вы мне нравитесь больше, – сказал он. – Так вы выглядите намного умнее. Если бы вы с самого начала были собой, а не пытались разыгрывать влюбленную поклонницу, я, несомненно, мог бы увлечься вами. Беда только в том, что чувство любви мне не знакомо. Влюбленности – несомненно. Но – краткой, быстро преходящей. А любви – нет. Я могу влюбиться, начав есть цыпленка, но разлюбить уже обсасывая его косточки.

Агата посмотрела на него с интересом.

– Так не бывает, – сказала она.

Крылов только усмехнулся.

– Так не бывает, – повторила она. – Или вы тоже скрываете тайну, которую не хотите никому раскрывать: отчего это вдруг не пускаете в свое сердце любовь.