несколько секунд и он уже перекрывал дверь на столько, что её уже не возможно было открыть. Распятие сделало своё дело. Вытирая капельки холодного пота со лба, Анна на радостях поцеловала его и продолжила блокировать дверь.

Через десять минут стуки и утробные вопли стали затихать, перерастая в одиночные нападки и поскрябывания. Девушка не решалась сойти с места, пристально наблюдая за дверью. Наконец звуки совсем утихли. Тяжёлый комод подпирал дверь не плотно, от бесчисленных ударов в двери образовалась небольшая щель. Анна, стараясь не издавать ни звука, на цыпочках подошла к ней, пытаясь заглянуть в комнату. Но щель была на столько мала, что сквозь неё мало чего можно было разглядеть. Девушка подошла поближе вглядываясь в зазор, но тут же в ужасе отпрыгнула назад. Из щели на неё смотрел помутневший обезумевший глаз, послышалось ужасающее утробное рычание, а удары в дверь возобновились с ещё большей силой.

Анна отступила на середину холла, пытаясь разобраться, что же делать дальше, на глаза попался лишь телефон. Она тут же схватила его, но никак не могла определиться, куда же звонить, в полицию или скорую? Не желая терять ни минуты, она набрала оба номера и объяснив ситуацию стала дожидаться помощи.

Минуты казались вечностью. Анна позиционировала себя с альпинистом, висящим на протёртом канате над пропастью. Больше всего она боялась непонимания и насмешек, поэтому скрыла некоторые факты, объяснив поведение тёти внезапно проявившемся сумасшествием.

Удары становились всё реже, а горловое рычание всё тише, пока за дверью окончательно не воцарилась гробовая тишина. Но перепуганная девушка даже и не собиралась посмотреть, что твориться в этой ужасной комнате. Неожиданно холл наполнился звуками двенадцатой симфонии Шостаковича. Окончательно обезумив, Анна металась из стороны в сторону, пытаясь найти источник звука. Дверь вновь начала ходить ходуном с ещё большей силой, чем прежде. Подбежав к окну, у дома Анна увидела полицейскую машину. Беспорядочно нажимая все кнопки у двери, она наконец-то нашла заветную, автоматические ворота со скрипом открылись, впуская долгожданных спасителей.

НЕ ПРОСТОЕ РЕШЕНИЕ

ОКЛАХОМА 15:00

Спустя несколько минут Гарри всё же удалось увести Сару от дверей больницы, у которых уже успела образоваться толпа. Она стремилась попасть туда, от куда должна была бежать без оглядки, но любовь порой сильнее чувства страха, а самоотверженность глушит инстинкт к самосохранению. Из этой беспорядочной суеты, паутиной окутавшей холл, на неё не переставали смотреть любящие глаза, наполненные слезами. Инстинктивно она чувствовала это и не стремилась уходить. Но Гарри всё же нашёл слова способные увести отчаявшуюся женщину.

В эти минуты ещё никто не знал, что будет дальше и как скоро случится то, чего никто так и не смог ни предвидеть, ни предсказать. Лишь какой-то бездомный старик сновал по парковке, пытаясь вразумить родных уехать как можно быстрее. Он стучался в каждое окно, но его никто не желал выслушать. На таких людей окружающие стараются не обращать внимания, их просто не видят, как не желают видеть проблемы, которые не хотят решать.

Подойдя к машине Гарри, старик постучал в окно, бормоча что-то себе под нос. Парень открыл дверь

– Уезжайте… Быстрее! Быстрее, пока ещё можете – обезумевший старик кинулся к открытой двери, не давая возможности её закрыть – вы не понимаете, никто не понимает… Она идет, сама смерть идёт сюда. Пришло её время, четвёртый всадник уже явился миру…

– Хорошо, хорошо – с округлившимися глазами возмутился Рей – мы уже уезжаем.

– Вы не уедите, от неё невозможно уехать или спрятаться, она придет за вами, куда бы вы не отправились… Ваш муж – указав на Сару, старик продолжил свои жуткие пророчества – уже в её рабстве. Они умрут и воскреснут, но уже без души, а без неё человек перестаёт быть человеком. Они не успокоятся, пока не уничтожат все живые души. – Гарри попытался успокоить старика, но тот не унимался. Бросив кроткий взгляд в зеркало заднего вида парень понял, что женщина уже на грани. Пикап скрылся из виду, а старик всё причитал им в след, «Да прибудет Господь с вами!» с этими словами он поднял к небу руки, на которые начали падать мелкие капли сентябрьского дождя.

Когда-то успешный, но скатившейся на самое дно, после смерти жены и детей сумасшедший старик, каким считали его все окружающие, действительно ещё в зрелости лишился рассудка. Но потеряв его, приобрёл другой дар, видеть и слышать каждого, так же отчётливо как они пытаются не видеть и не слышать его. Жёсткий в словах за годы скитаний он приобрёл больше врагов, чем нашёл сострадания. Самовлюблённые глупцы не хотели прощать престарелому провидцу жестокой правды, его часто избивали, но он продолжал нести своё тяжкое бремя, расплачиваясь за чужие грехи.

Скользя, подобно каплям начинающегося дождя по переполненной парковке прошмыгивая среди машин, он был словно невидим, но видел и слышал всё вокруг себя. Разговоры. Обоюдны обвинения. Споры и упрёки. Жалость и страх. Всё это рождало в его помутившемся рассудке страшные картины. Он словно был там, видел каждую беду, переживал вместе с теми, кто даже не замечал его существования, но старик не умел обижаться, он умел сострадать.

Иногда безумцы мыслят логичнее, но правда, к которой взывает всё их существо, отталкивает они них остальных людей, не давая возможности прислушаться и переосмыслить. В мире, где лживое лицемерие, как единственный способ выживания верх берёт, для правды не осталось места. А людей не желающих мирится с неё легче признать сумасбродами, чем выслушать всю её горечь. Никогда не стоит сдёргивать с человека, против его воли маску добродушия, ведь она может оказаться и намордником, скрывающим звериный оскал.

По лицу и шее старика слезами струились капельки дождя. Он блуждал среди всего этого хаоса не понятый и не услышанный, лишь Том с интересом наблюдал за ним. Убедившись в том, что Сара с детьми окончательно уехала, задвинув щеколду он открыл дверь, впустив очередной поток раненных. Выйдя из душного помещения, переполненного людьми как консервная банка килькой, Том нервно закурил. Он не делал этого прежде ни в одном общественном месте, сокрушаясь своей пагубной привязанностью. Но сейчас не сдержался.

Нервно затянувшись, он невольно стал вслушиваться в старческий бред, тихо посмеиваясь в душе над россказнями безумного. Потянувшись к урне стряхнуть пепел его рука дрогнула, пальцы онемели и перестали слушаться, закатав рукав мужчина стал рассматривать повязку наложенную на скорую руку, из под которой сочилась жидкость непонятного цвета, это не была кровь. Рука ныла уже по плечо и даже укол, сделанный несколько минут назад не мог