Эээ… Но нет, не надо и молиться — говорю тебе, что Георгий уже прошел, не сдавая еще экзаменов… Поступил!

— Отче, он не сдавал еще экзаменов. Нужно время…

— Он поступил в институт. Это я тебе говорю. Сейчас, когда мы разговариваем, он поступил!

В тот момент он получил такое известие от Бога, и я ушел очень радостный. Через несколько месяцев было объявлено о зачислении сына в Афинскую Высшую Школу Экономики.

«Заводи!»

Кажется, в 1979 году Старец захотел уехать из Калисьи, и попросил меня привезти ему на грузовике в Милеси строительный вагончик. В этом вагончике он, в итоге, прожил два года. Мы купили его, как мне помнится, возле Ботанического Музея. Потом проехали насквозь все Афины, пока не добрались до Милеси. Я ехал на грузовике с прицепленным вагончиком, а Старец позади, на маленькой легковушке, за рулем которой был некто из его духовных чад. Всякий раз, когда я встречал постовых, то сердце мое начинало тревожно биться, — я боялся, что сейчас остановят и оштрафуют, но те не обращали на меня внимания, а некоторые даже приветствовали.

Когда недалеко от Милеси начался подъем в гору, то из-за размытой дождем грунтовой дороги грузовик застрял. При попытках выехать машина еще больше увязала. С вагончиком на прицепе невозможно было выехать из грязи. Я вышел и стоял отчаявшись. Через несколько минут подоспела машина Старца:

— Что случилось, Коста? Почему остановился?

— Что поделаешь, отче! Смотрите, какая тут грязь.

— Ну-ка, давай, залезай! Заводи, и поехали!

Тут Старец поднял священную десницу, и перекрестил машину. Я поднялся в кабину, включил скорость, и грузовик сразу тронулся, будто это была асфальтированная дорога, а некая невидимая сила толкнула нас в гору. Я был очень впечатлен, и когда мы приехали, и я отцепил вагончик, то подошел и спросил Старца:

— Отче, почему грузовик не мог выехать, пока ты не приехал?

— Ах ты… Опять начинаешь…

Он очень любил Христа, и говорил мне, что все чудеса творит сам Христос, от беспредельной своей любви. Христос, — говорил он, всегда о нас думает, и всегда помогает нам. Конечно же, когда Старец поднял руку и перекрестил грузовик, то тем самым призвал всемогущего Господа нашего, Иисуса Христа, и машина мгновенно выехала из трясины.

Готовый умереть

Однажды, когда я был у Старца, пришел некто, и горячо просил его поехать домой к его тяжко болящему родственнику. Старец попросил меня поехать с ними. Мы все вместе молча сели в машину, и поехали в Колоно.

Когда мы вошли в дом, то обнаружили там много народу. Друзья и родственники собрались и плакали над юным Параскевасом. У него, по-видимому, был рак в последней стадии, и врачи констатировали, что надежды больше нет, поэтому больного перевезли домой, в ожидании неизбежной смерти. Параскевас лежал на кровати, худой как скелет и мертвенно бледный. Я ужаснулся от вида близкой смерти, больной издавал уже предсмертный хрип. До смерти оставался один шаг. На лицах родственников, смотрящих как вот-вот душа его покинет, изобразилась боль и скорбь.

Старец приблизился к кровати, перекрестил его, и немного постоял помолясь. Потом он обернулся к нам и сказал: «Идите теперь по домам, и помолитесь вместе со мною, чтобы нам всем помочь ему». Старец попросил остаться наедине с больным, и народ ушел. Пошел и я домой, с молитвой: «Господи, Иисусе Христе, помилуй раба твоего Параскеваса!».

Через несколько дней, от одного знакомого я узнал, что Параскевас, который был на последней ступеньке ко гробу, восстал! Он совершенно выздоровел! Об этом случае много тогда говорили.

Почему плакали?

Позже тяжело заболел мой брат, и я сразу привез его к Старцу. Мы не успели ему еще ничего сказать, как он встал с кровати, обнял его, и начал плакать. Так, в обнимку, они плакали, а я стоял и в недоумении смотрел на них. Я был совершенно уверен, что Старец его вылечит, — как он вылечил г-жу Георгию, Параскеваса, и многих других. Однако же, они стояли и плакали…

Мы уехали, и очень скоро мой брат умер. У меня словно почва ушла из-под ног: я чрезвычайно любил брата, это был удивительнейший человек. Поэтому его и обнимал Старец. Я никак не ожидал что он умрет, и переживал великое страдание. Потом я понял, что Старец плакал так как знал, что на то была воля Божия, и он не мог тут ничем помочь. Бог уже так решил, и это должно было случиться… Какое-то время, пока я этого не осознал, то не мог ездить в монастырь.

«Проезжай»

Часто я привозил разные стройматериалы со своего склада для нужд обители в Милеси. Однажды на склад пришел сам Старец, и мы до отказа загрузили грузовик щебнем, цементом и сверху еще арматурой. Старец залез в машину, и мы отправились в Милеси.

Когда мы проезжали возле некой горы, и далее приблизились к ложбине, то я заметил, что дорога там была разбита прошедшим проливным дождем. Вода, падающая с горы, совершенно размыла грунтовую дорогу, и было очевидно, что нам никак не удастся проехать в этом месте. Я остановился, и задумался, как мне ухитриться развернуться здесь назад. Старец же спросил:

— Чего остановился?

— Как… — Разве ты, отче, не видишь, что там впереди? Грузовик даже наполовину здесь не помещается! Смотри, что стало с дорогой!

— Коста… — давай, проезжай.

И он сделал мне знак ехать вперед. Он был спокоен, и смотрел вперед. Спуск был справа, со стороны где сидел Старец. Я потихоньку начал приближаться, чтобы разглядеть его получше. Когда мы подъехали к спуску, то я вплотную приблизился к левому краю, и посмотрев в правые зеркала, опешил: колеса висели в воздухе! «Пресвятая моя!» — сильно вскрикнул я про себя. Я даже не затормозил, так как ничего не соображал, сердце учащенно билось… Грузовик, нагруженный под завязку, пересек ущелье и выехал на другую сторону даже не покачнувшись. Ужас! В это невозможно было поверить! Не знаю, как у меня нашлись силы ехать дальше. Я ничего у него не спросил, потому что он ответил бы как всегда: «Коста… опять ты начинаешь?».

Урок любви

Г-жа Каллиопа, духовное чадо Старца, была учительницей иностранных языков. Она обучала английскому и французскому. Часто Старец просил ее куда-нибудь недалеко подвезти его на своей машине.

Однажды Каллиопа была у нас дома, и давала частный урок моей дочери, во время которого дала ей затрещину, так как та была