– Стучи, – сказал он. – Тут кто-то выламываться из хаты предлагал. Я не возражаю. Выламывайтесь, козлы.

– Ты кого это…

Хрясь! Получивший по ушам Череп тоненько завыл, пряча голову в ладонях. Хрясь! Разогнувшийся наконец пахан улетел за стол, кроша там уцелевший табурет.

– Стучи, – повторил Таран мычащему Кролику.

Тот подчинился.

– Что дальше? – проскулил он, когда его распухшая губа выскользнула из разжавшихся пальцев.

– Как что? – удивился Таран. – Кричи.

– Что? – гнусаво спросил Кролик, пойманный на этот раз за нос.

Его кореша вяло шевелились, приходя в себя после полученной трепки. Они походили на людей, побывавших в самом сердце урагана.

– На помощь зови, – подсказал Таран. – Мол, убивают и все такое. Только на полном серьезе кричи. Потому что я ведь и действительно пришибить могу. Веришь?

– Конвой! – заорал Кролик. – Вскрывай хату, пока нас тут этот псих не пришиб на хрен!

Это было не совсем по сценарию, но Таран возражать не стал. Пусть будет импровизация. Главное, чтобы от души.

Примерно через час, а может, и менее того, Тарана вновь повели по тюремным коридорам. Шаги гулко отдавались от металлических ступеней при переходах с этажа на этаж. Контролеры провожали Тарана взглядами, как осужденного на казнь.

Карцер? Еще какая-нибудь гнилая хата?

Эти и многие другие предположения мелькали в голове Тарана с калейдоскопической скоростью, но ни одно из них не оказалось верным. Его сопровождали в одиночную камеру, где со всеми удобствами располагался Шестипалый. Имя его было известно как в тюрьме, так и далеко за ее пределами. Авторитет его был непререкаем среди воров и честных каторжан.

Только наколки на теле Шестипалого внушали одним уважение, другим – трепет, третьим – ненависть. Храм с многочисленными куполами во всю грудь свидетельствовал о бесконечных ходках и судимостях. Синие витые погоны и звезды вокруг сосков говорили о высочайшем воровском ранге. На правом плече скалился черный кот с финкой в зубах, а на правом изогнулась голая женщина, распятая на кресте вниз головой. Были, конечно, и другие татуировки, помельче – широко открытые глаза, выискивающие стукачей и активистов, змеи, парусники, роза, обвитая колючей проволокой, всевозможные буквы и надписи, понятные лишь просвещенным. Короче говоря, тело Шестипалого представляло собой настоящую галерею, увидев которую человек понимал, что перед ним находится личность авторитетная и незаурядная.

Однако старый вор не выставлял свои наколки напоказ. Во-первых, его шестидесятилетнее тело было слишком дряхлым, чтобы гордиться им, как в молодости. Во-вторых, уже давным-давно кличка заменяла ему все прочие регалии воровской власти.

Шестипалый считался одним из самых известных авторитетов своего ареала. Он был коронован в конце восьмидесятых и с тех пор ни разу не уронил достоинство вора в законе. Тюремная администрация обращалась с ним, как с особой королевских кровей. Шестипалый свободно разгуливал по коридорам, даже ходил из корпуса в корпус. Одевался с иголочки, во все новое и чистое. На столе у него всегда были свежие фрукты и овощи, потому что организм Шестипалого нуждался в витаминах. Когда ему хотелось, в его камеру проводили корешей с воли или смазливых девиц с упругими грудями и попками. Спиртное, курево, наркоту или лекарства Шестипалый заказывал контролерам так непринужденно, словно речь шла о потрепанных книгах из тюремной библиотеки. Однажды в его камере даже состоялась многолюдная встреча, которую полиция позже назвала воровским сходняком. Шестипалый лишь усмехался. Он утверждал, что просто захотел повидаться со старыми друзьями и порешать кое-какие вопросы.

Почему бы и нет? Его камера представляла собой что-то вроде государства в государстве. Кроме компьютера, телевизора, холодильника и вентилятора он завел кошку и кормил ее не суррогатным «Вискас», а свежей рыбой и парной говядиной. Когда вечером к нему на огонек захаживали «кумовья», он наливал им водку и требовал: «Только выверните свои кители наизнанку. Пуговицы гербовые блестят, пить западло».

Его видавший виды пейджер образца девяностых не умолкал. Получив сообщение, Шестипалый отдавал распоряжения своим помощникам, а те уже по мобильным телефонам решали от его имени проблемы, «разводили концы», улаживали конфликты. Сам Шестипалый пользовался мобильником редко – был очень осторожным и опасался прослушивания.

Никто в тюрьме не подозревал, что империи всемогущего законника приходит конец.

Шестипалый относился к ворам старых традиций. Коронованных за деньги кавказцев он не уважал, молодых выскочек не жаловал, соблюдал неписаные правила поведения, наркотиков почти не употреблял, выпивал умеренно. Отправляясь в тюрьму, он оставил на воле верных корешей, продолжавших его дело. Им же был поручен двадцатимиллионный общак, доверенный Шестипалому большой сходкой.

Казалось, закончится срок, и все пойдет по хорошо знакомой, накатанной колее. Силовики не особо допекали Шестипалого, а иногда и оказывали ему негласную поддержку. Как это происходит, известно каждому мало-мальски сведущему человеку. Криминальные группировки и правоохранительные органы существуют в параллельных мирах, которые время от времени пересекаются. Гораздо чаще, чем это может заподозрить человек, судящий о ситуации по ментовско-бандитским сериалам.

Спецслужбы во все времена решали свои вопросы руками лидеров преступного мира. Те, в свою очередь, нередко прибегали к помощи силовиков. Шестипалый не был исключением, о чем свидетельствовали хотя бы условия его содержания под стражей. Но это шаткое равновесие нарушилось.

Месяц назад, воспользовавшись отсутствием Шестипалого, недруги решили заполучить общак, и в Курганске началась яростная, кровопролитная война. Передел собственности и власти происходил стремительно и беспощадно. В первую же ночь боевых действий были расстреляны неизвестными двое ближайших соратников Шестипалого, наутро автоматными очередями покосило одного влиятельного адвоката и парочку известных бизнесменов.

Потом очередь дошла до фигур помельче, вплоть до уголовных шестерок. Кого-то удавили, кого-то посадили, кого-то нашли умершим от передозировки наркотиков. Некоторые погибали в засадах или в окруженных притонах, другие подались в бега, третьи добровольно стали переходить на сторону противника.

И пока потрепанные бригады Шестипалого зализывали раны и вырывались из засад, был нагло захвачен, обанкрочен и выпотрошен банк, в котором хранился общак. Такого прежде еще не случалось.

Находящийся за решеткой Шестипалый почувствовал, как невидимая удавка затягивается на его шее. Он почти утратил контроль над ситуацией. Пропавший общак не позволял ему обратиться за помощью к ворам в законе, а надежных людей в Курганске с каждым днем насчитывалось все меньше. Бразды правления постепенно брали на себя так называемые «апельсины» – выскочки, противопоставляющие себя ворам старой закалки. Свои понятия, своя феня, свои методы…