И её ответ:

– Мы не виделись всего день.

– Целый день! Целый!!

Борис целовал подружку с такой страстью, что Ксана едва не взвыла от ярости и обиды. Едва сдержалась, чтобы не расцарапать себе лицо, чтобы не сломать о стену ногти. До крови… До солёной крови…

Борис не просто изменял – он был по уши влюблён в Виталину и только посмеётся, услышав, что Ксана уходит.

Она ощутила полнейшее бессилие.

Она ничего не могла сделать.

Только смотреть, страдать, чернеть и трястись от ненависти и злобы. От сдавливающей душу обиды. От унижения…

– Вижу, тебе не хватило подруги, – промурлыкала Виталина, лаская Бориса рукой.

– У неё нет того, что есть у тебя, – ответил мужчина. Ксана закусила губу.

– Чего же?

– Твоей красоты… твоего огня…

– Ты меня хочешь?

Дальше Ксана слушать не стала. Стряхнула видение, не сумев избавиться от принесённой им тьмы, набрала номер Гаапа и отрывисто, не здороваясь и не представляясь, бросила:

– Нужно встретиться.

* * *

Она ожидала, что окажется в старинном и мрачном особняке, возможно – в подвале, а сам особняк скорее всего будет с колоннами и скорее всего – за городом, но присланные Гаапом «сотрудники» отвезли Ксану в Оружейный переулок, к высокому, массивному дому, нависшему над Садовым угрожающей скалой стекла и бетона. И не ошиблась молодая женщина лишь в том, что встреча состоялась в подвале. Можно даже сказать – в подвале подвалов. Чёрный «Мерседес», в котором были тонированы даже фары, въехал в подземный паркинг, молчаливые «сотрудники» проводили Ксану к лифту, но тот отправился не вверх, а вниз, и опускался довольно долго. А когда дверцы раскрылись, разойдясь в разные стороны, женщина увидела гигантский подземный зал, выложенный крупным серым камнем, с высоким сводчатым потолком, галереей, идущей примерно в трёх метрах от пола, и алтарём у дальней стороны. Стены украшали барельефы, на которые Ксана поначалу не обратила внимания – она искала взглядом Гаапа, – и лишь потом сообразила, что в украшении зала использовались сцены казней, пыток и свального греха. Ничего более. Только они, в исключительно разных вариациях. Причём иногда пытки и соития присутствовали на барельефе одновременно, а иногда соитие и было пыткой… Например – с драконом…

Сам Гаап обнаружился у алтаря, облачённый в длинную коричневую рясу с очень широким воротом. Подойдя ближе, Ксана поняла, что ряса сделана из грубой ткани, а подпоясывался Гаап простой верёвкой. Он сидел у стены, на каменной скамье и держал в руке оловянный кубок с водой. На появление женщины не среагировал: не поднялся, не поздоровался.

– Я пришла принести клятву, – произнесла она, глядя на Гаапа в упор.

Тот улыбнулся, смягчив черты ястребиного лица, но не повернул головы.

– Клятву, – повторила женщина.

И опять никакой реакции.

Ксана немного подождала, недоумевая, а затем уточнила:

– Я хочу принести вам клятву, баал Гаап.

И вот тогда мужчина ответил – скрипучим голосом:

– Не только её.

– Вы хотите большего?

– Клятва – это всегда большее, – он поднялся и сделал несколько маленьких шагов вдоль стены, оставив кубок на скамье. – Клятва – это не только слова, Ксана, клятва – это покорность.

– Я понимаю, баал Гаап.

– Уверена?

До сих пор в ней говорили лютый гнев, яростная обида и жуткое унижение. До сих пор она не думала, а просто шла туда, где сможет отыскать не утешение, но месть. Ксана жаждала крови и лишь сейчас вспомнила, что всё на свете требует платы.

– Что означает покорность?

– Ты хочешь подумать ещё, или мы начинаем церемонию?

И женщина поняла, что ей предоставлен последний шанс остановиться. Самый последний. Клятва сделает её другой, отвратит от жизни, которую она вела, и подарит новый мир. Ещё не познанный, но уже пугающий. Однако сейчас это обстоятельство не имело значения, потому что Ксана знала – клятва сделает её сильной и позволит расплатиться за пережитое.

– Я принесу клятву, чего бы мне это ни стоило, – твёрдо сказала женщина. – Мне нужна сила.

– Она туманит голову, да? – прищурился Гаап.

– Скорее, делает ясной.

– Сила позволяет добиться многого, но действительно ли ты готова заплатить любую цену за обретение возможности достичь любой цели?

– Что значит – любую цену?

– Ту, которую я назову. Ту, которую потребует с тебя Ша за разрешение пить из нескончаемого источника…

– Я уже брала силу!

– Но отказывалась меняться…

– Эта сука сопротивляется! – неожиданно выкрикнула Ксана, и Гаап рассмеялся.

– Такой ты мне нравишься больше, моя прекрасная ведьма, гораздо больше.

«Надо остановиться! – простонала про себя Ксана. – Герман…»

Но обида туманила голову и удесятеряла силу холодной Ксаны. У которой раздувались ноздри от жажды крови, которая чуяла разлитую вокруг силу и стремилась к ней, для которой любая цена не значила ничего…

– Дай мне силу, Гаап, – прошептала она. – И прими мою покорность!

А силы здесь полно – сила тёмной и необыкновенно мощной энергии Ша. Сила клубилась в углах, скользила по стенам, обрамляя ужасающие барельефы резкими тенями, ласкала ноги Ксаны и поднималась чуть выше, вызывая сладкое предвкушение.

– Прими мою покорность…

Баал резко обернулся и приблизился так, что их глаза разделяло не более двадцати сантиметров. Приблизился и вцепился ей в плечо крепкими, жёсткими пальцами.

– Скажи, что ты хочешь!

– Я хочу…

– Скажи, что мечтаешь о могуществе Тьмы!

– Я мечтаю…

– Скажи, что жаждешь Зла…

«Остановись!»

Но другая, новая Ксана не среагировала на отчаянный возглас Ксаны прежней.

– Я жажду, баал, – прошептала она, преданно глядя в ястребиное лицо. Плечо пронзала боль. – Прими мою покорность, умоляю.

– Раздевайся.

Гаап не отвернулся, но Ксане было всё равно. Она чуть улыбнулась, выпрямилась, спокойно расстегнула и сбросила на пол платье, скинула туфли, поставила левую ногу на скамью и сняла чулок, затем обнажила правую ногу и лишь после этого избавилась от трусиков.

– Раньше ты носила лифчики, – заметил Гаап.

– С недавних пор я могу вновь обходиться без них, – усмехнулась в ответ Ксана и чуть качнула грудью. – Она поднялась.

– Хорошо быть ведьмой?

– Мне нравится.

– Тогда выпей.