— Лучше выключить, — взгляд мужа по‑прежнему напоминает сталинский: пристальный, испытующий.

Я удивленно приподнимаю брови, ощущая себя в собственном маленьком тоталитарном государстве. Он всегда просит так, словно его слово не обсуждается?

— Марсель спит, — все же объясняет он свою просьбу — не просьбу.

Точно. Ребенок прямо за стеной. Как привыкнуть думать не только о себе? Выключаю телевизор, комната погружается в напряженную тишину. Поворачиваюсь к супругу и успеваю застукать, как он изучает взглядом мои ноги. Он медленно скользит от ступней к бедрам и ненадолго останавливается на кромке полотенца.

Я прячу улыбку.

Возможно, ему допинг как раз и не понадобится. Слегка перетаптываюсь с ноги на ногу, ощущая мурашки на коже. Мне нравятся эти мурашки, они мне хорошо знакомы. Азарт.

Миша будто приходит в себя, поднимает глаза и, встречая мой веселый взгляд, тут же хмурится. Отводит глаза и закладывает руки в карманы джинс.

— Оденешься? — кивает на гору вещей, возвышающуюся на кровати.

— Ага, — разворачиваюсь на пятках и подхожу к постели. Задумчиво смотрю на кучу явно не стиранной одежды и разворачиваюсь к мужу. — А в чем я обычно хожу дома? — тереблю узел на груди, словно вот‑вот его распахну.

Мне доставляет удовольствие считывать его реакцию.

Муж старательно втягивает воздух в легкие и смотрит куда угодно только не на меня. Смешной такой. Может он девственником был до меня? Или у нас платонический союз? Чего так тушеваться?

Смешок подавить все же не выходит. Я и платоническая любовь — это тоже из разряда мистики. Если я перешла на эту ханжескую сторону, то смело можно вписывать в мою историю болезни еще и психические отклонения. А рядом теории о том, что после Греции я не только стукнулась головой, но еще и стала жертвой похищения инопланетянами, где меня перепрошили. Что может быть лучше секса?! Только много секса.

— Там шкаф, — откашливается йети, показывая на изголовье кровати.

Как хитро, встроенный выдвижной шкаф! Огибаю кровать и берусь за ручку, чтобы выдвинуть полки. Нет, я меняю свое мнение: выдвижной шкаф — это отстой. Он очень тугой и мои силы против него не равны.

— Черт, — ругаюсь вполголоса, дергая ручку, но что‑то, что должно мягко двигаться по направляющим, не двигается!

Упираюсь одной рукой в перегородку, а второй делаю сильный рывок. Полки поддаются, полотенце тоже. Только последнее — поддается гравитации и белым облаком приземляется у ног.

Упс.

Но да ладно. Все равно переодеваться.

Привстаю на мысочки, чтобы оглядеть верхние полки, на которых аккуратными стопками сложена одежда. Делаю это с умыслом: во‑первых, я точно прячу там что‑то незаконное, иначе такого порядка мой шкаф бы ни в жизнь бы не увидел, а, во‑вторых, знаю, что так моя фигура выглядит выигрышнее. А кто не захочет немного подогреть чувства собственного мужа, которого планирует сегодня соблазнить?

В сугубо медицинских целях, само собой.

Кидаю мимолетный взгляд из‑за плеча, чтобы насладиться эффектом, но Миши в дверях уже нет.

Чертов йети‑ниндзя. Подкрадывается незаметно, исчезает бесшумно, на провокации не ведется.

Что за мужчина?

Прохожусь пальцами по тканям, но натыкаюсь сплошняком на джинсы, майки и свитера. На боковой полке обнаруживается сорочка, такая тонкая и гладкая, с прозрачным кружевом в таких местах, что сомнений не остается: это ночнушка «поднять умершее». Которой в жизни не могло быть в моем гардеробе. Боже, я совсем отчаялась затащить мужика в постель, похоже.

Насколько все печально на нашем супружеском поле? Раньше мне не требовалась одежда, чтобы хорошо провести время с мужчиной. А теперь у меня стопка чего‑то дорогостоящего и ажурного. И это совсем не я.

Откладываю это шелковое чудо, под названием «последний шанс» и тянусь к более удобному варианту. Мягкий домашний костюм, состоящий из штанов на широкой резинке и клетчатой рубашки‑бойфренд. Все объемное, не сковывающее движений. Больше похожее на меня. Но у меня есть супердар: любую, даже самую пристойную, вещь превращать в сплошной порок.

И, просто чтобы доказать себе, что я — все еще я, расстегиваю две верхние пуговицы, спускаю рубашку с одного плеча. Оглядываю себя в зеркало.

Сопротивление бесполезно.

Он мне всё расскажет!

Выхожу из комнаты и тихой поступью ныряю на кухню. Миша стоит возле стола, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Встречает меня таким взглядом, что рубашка сама заползает обратно на плечо.

— Ты пила? — рычит на меня.

— Пару глотков, — трусливо не признаюсь в паре бокалов «до». Прислоняюсь к стене напротив и мужественно выдерживаю тяжелый взгляд.

Я что, алкоголичка? В завязке и только что сама не понимая, развязалась? К чему такой наезд?

— Ты же на лекарствах! — и вот этот обвиняющий тон мне тоже не нравится. Он что в «папочку» играет со мной?

— Это все миф, — отмахиваюсь рукой и приземляюсь на стул. — От пары бокалов с напичканным медикаментами организмом ничего не случится.

— Пары бокалов? — повышает на меня голос.

Черт, проговорилась.

— Тройки! — уверенно говорю я и хватаю недопитое вино.

Смотря прямо в глаза обозленному йети, с удовольствием делаю пару глотков.

Дурацкая, дурацкая привычка дергать тигров за усы.

Михаил

Это странное чувство.

Дежавю. Но вместе с ним, будто что‑то совершенно новое.

Смотрю, как Маруся шлепает босыми ногами по полу, прокрадываясь в комнату, и не могу оторвать от нее взгляд. Не только потому, что на ней едва ли держится одно полотенце и простора для фантазии не остается, а я скучал, но еще и потому, что она сейчас совсем другая.

Лёгкая что ли. С широко распахнутыми глазами, трогательно незащищенная привычной броней хладнокровия. Такая, какой я ее встретил и навсегда отпечатал на подкорке.

Скольжу взглядом по красивым ногам, изящным ступням, выделяющим высокий подъем, когда она привстает на мысочки. И останавливаюсь на ее аккуратных пальчиках. Да, пожалуй, это первое, что я в ней полюбил. При первой встрече, я почти пятнадцать минут гипнотизировал маленькие пальчики с ярко‑розовым лаком, выглядывающие из‑под длинной цветастой юбки. Из‑за того, что нас разделяла толпа пассажиров метро, я видел только их и босоножки с тесьмой, перехватывающие тонкие щиколотки, когда она забрасывала ногу на ногу.

Шел за ней от метро, как полный псих. Единственное импульсивное желание за всю мою жизнь. Проводил до турагентства, смотрел на нее сквозь окна. На длинные светлые волосы, струящиеся по спине, на прямую спину, которую она держала даже сидя, и на улыбку. Да, это вторая вещь, в которую я безвозвратно влип.