Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда не орет. Как маленький плюшевый зверек.
— Возьми его снизу, ему неудобно, — Миша берет мою правую руку и перемещает под подгузник. Так, действительно, удобнее и Марселю и мне, он перестал съезжать по мне вниз. — И садись, — кивает на сложенный диван.
Я аккуратно присаживаюсь, Марсель тут же устраивается на моих руках, как в колыбели: укладывает головку на сгибе локтя, ножки на моих коленях. Словно это хорошо отработанная схема. Через несколько секунд его глаза окончательно слипаются, и бутылочка выпадает из рук и рта. Он слепо шевелит губами, пытаясь нащупать соску и начинает недовольно кряхтеть, когда ничего не выходит.
Миша садится на пол возле моих ног и поправляет бутылочку так, чтобы сын получил свою дозу спасительной смеси. Я поднимаю на мужа глаза, он смотрит в мои.
Это чертовски странный момент. Неправильный. Искаженный и ломанный, как из отражения кривого зеркала.
Но какого‑то лешего я испытываю необъяснимое чувство тепла в груди.
— Он тяжелый, — шепчу мужчине напротив.
— Да, крупный пацан, — почти улыбается Миша. Его взгляд то скользит по моим рукам, то возвращается к Марселю, который, похоже, уже в крепкой спячке.
Я отрываю ступню от пола и веду пальчиками по мужскому колену вверх, как бы напоминая, на чем мы остановились. Мы же продолжим? Муж резко вскидывает голову и впивается в меня потрясенным взглядом. Что? Мы никогда не устраивали хорошей прелюдии?
— Кхм, — откашливается он. — Давай уложу его, — Миша подхватывает сына под спину и ножки и встает с ним на руках.
Оставляя меня недоумевать.
Хотя нет, все правильно, не будем терять время на эти игры.
Он подходит к кроватке, нагибается, чтобы уложить ребенка и прикрыть его одеялком. Я тоже встаю и ровно за его спиной начинаю расстегивать пуговицы на своей рубашке.
Раз, два, три — к тому времени как муж разворачивается, я снова топлес.
— Что ты?.. — разве взгляд голодного мужчины должен быть таким ошеломлённым?
— Уложишь и меня? — томно шевелю плечиками, пытаясь сбросить рубашку окончательно.
Миша делает решительный шаг ко мне, я поднимаю лицо вверх, готовая встретить его такие захватывающие губы по пути. Но он сгребает полы моей рубашки и снова укутывает меня, как ребенка.
— Я лягу здесь, — хрипло говорит он.
— Что? С чего это? — говорю громче, чем надо, и Марсель в кроватке тут же принимается кряхтеть.
Мой страстный йети‑обломщик снова отходит к детской кроватке и принимается ее раскачивать, как я несколькими минутами ранее.
— Тебе нужен отдых. Я займусь Марсом, — большая шершавая ладонь взмывает вверх и очерчивает лицо в жесте вселенской усталости.
— Серьезно? — брови сами ползут вверх. Точно евнух. А отношения у нас платонические.
Красота.
Кладу дрожащие неудовлетворённым гневом пальцы на пуговицы и уже в который раз за вечер продеваю их в петли.
От резко вскинутых бровей швы начинают ныть. Касаюсь подушечкой пальца кожи под дурацкими рубцом и чувствую что‑то липкое. Только этого мне не хватало.
— Черт, — смачно выругиваюсь.
В полутьме детской комнаты не разглядеть, что за мокрое пятно я растираю на пальце, но вряд ли из меня начал течь мед. Скорее уж яд выходит. Вместе с кровью.
— Что такое? — обеспокоенно интересуется муж, продолжая укачивать Марселя в кроватке.
— Да шов… намочила его, пока мылась, — снова прикладывают пальцами под бровь. Определенно, пошла кровь. — У нас есть пластырь?
— Надо посмотреть.
Миша отпускает кроватку с притихшим сыном и надвигается на меня суровой глыбой. Полумрак делает его черты лица более угловатыми и жесткими, а взгляд по‑настоящему темным. Разительные перемены с тем человеком, что сидел у моих ног буквально мгновения назад.
Он останавливается совсем близко и хмурит брови в уже знакомом жесте, разглядывая меня. Явно неудовлетворенный увиденным, становится ещё мрачнее. Можно смело вешать табличку «лицо анти‑секс».
— Пошли, — кивает на дверь и касается моего плеча в противовес взгляду — очень мягко.
Я разворачиваюсь на выход, Миша притормаживает у детского комода и открывает верхние ящики по очереди, пока не достаёт большую коробку.
— Иди на кухню, — кратко инструктирует мой затылок.
Я забираюсь на полюбившийся мне стул у окна с ногами, упираю голые ступни в батарею. Шов над бровью немного ноет. Черт, надо было взглянуть по пути в зеркало, насколько там все страшно. Смотрю на указательный и большой палец левой руки — подушечки уже стянуло красноватой пленкой застывшей крови. Плохая идея, плохая. Не надо смотреть, не люблю вид крови.
Голова начинает кружиться, я прикрываю глаза.
Зря, наверное, пила. И легкомысленно полезла в душ. И хмурого йети так топорно пыталась соблазнить. Все сложилось в череду дурацких решений, где я сижу окровавленная на кухне и по-прежнему ни черта не помню. Блеск.
Амнезия — Я.
1:0.
— Болит? — на кухне появляется муж, я открываю глаза, чтобы снова встретиться взглядом с суровым совершенно чужим для меня человеком.
Кого я пыталась обмануть. Экспресс-знакомство никак не простимулирует память.
Тело тоже его не помнит, хотя было и не против продолжить. Но эти колючие поцелуи не рождают внутри знакомое чувство правильности или хотя бы отклика души. Просто голое влечение. Как к десятку других.
Я надеялась, что почувствую, если однажды встречу того самого. Но вполне очевидно, что наш брак построен на чем-то другом, более приземленном.
— Немного, — морщусь, когда грубые пальцы касаются кожи над швом.
— Вроде ничего. Только сбоку немного… — слегка оттягивает кожу у виска, и я не удерживаю возмущенное «Ай».
— Я купил мазь, которую врач для обработки шва прописал, — вытряхивает на стол содержимое из пакета с фирменным значком сети аптек города. — А пластырь должен быть… — открывает таинственную коробку из детского комода, которая оказывается домашней аптечкой.
А в детской комнате я посмотреть не догадалась.
— Марсель пару раз уже разбивал лоб, с тех пор как начал лазать — не удержать, — хмыкает Миша, доставая из аптечки упаковку бактерицидных пластырей. — Давай сюда, — разворачивается ко мне, обхватывает за подбородок и поворачивает мое лицо к свету.
Раскручивает тюбик с мазью и выдавливает небольшую каплю мне над бровью. Я приготовилась к боли, но, на удивление, ничего кроме прохлады не чувствую.
Пластырь быстро припечатывает мазь к шву.
Интересно, какими нежными могут быть эти грубые мужские руки. Какими заботливыми могут быть эти неотёсанные лесорубы.