раз подумал, что непременно нужно заменить этот рев на что-то более приемлемое. А по коридорам НИИБЫТиМа уже топотала громадная людская многоножка. В какой-то миг шум достиг своего апогея и пошел на убыль. Тогда Станислав Сергеич пружинисто вскочил, быстро и бесшумно пересек кабинет и заглянул в приемную – никого. Плотно прикрыв дверь, вернулся к столу и, присев на край, подтянул поближе телефонный аппарат.

– Да?.. Слушаю вас!.. – уверенный женский голос проявил нетерпение.

– Это я… – интимно прошептал он.

– Вижу! – на том конце провода рассмеялись. – То есть слышу!

– Что если ваш покорный слуга навестит вас, скажем, около пяти?..

– Не возражаю. Стремлюсь к слиянью душ, сплетенью тел…

– Н-ну… приятно слышать! Кстати, откуда это «сплетенье тел»?

– «О человечество, как жалок твой удел! ⁄ Беспомощной любви бесплодная попытка. ⁄ Достичь слиянья душ в сплетенье наших тел…»

– Хмм… весьма откровенно, весьма… Однако в точку. И кто этот умник?

– Сюлли Прюдом. Между прочим, я выскочила на твой звонок из ванной, с меня уже натекла целая лужа и, вообще, привет!

– Привет… – машинально сказал он в насмешливо запикавшую трубку. Перед глазами возникла небольшая Верина прихожая с крохотным столиком, на котором стоит серый телефон. Стройная обнаженная женщина с дерзко торчащими грудями держит телефонную трубку и чему-то смеется. Ч-черт! Ругнулся Станислав Сергеич, провел по лицу ладонью, стряхивая соблазнительное виденье, и водрузил трубку на рычаг.

Потом он отдернул тяжелую портьеру и выглянул в окно: солнечный диск съежился на небосводе под натиском фиолетовых клубящихся туч. Так вот вы как!.. Многозначительно сказал он и достал из стенного шкафа свой дипломат и черный японский зонт..

В запыленных витринах Дома моделей грустно обвисли последние изыски местной моды. По зеленеющим газонам бульвара носились пацаны с палками-шпагами, живя бурной жизнью героев Александра Дюма-отца. Когда я осилил «Трех мушкетеров»? Задался вопросом Станислав Сергеич. Кажется, в третьем классе. Нет, в четвертом. Точно, в четвертом, потому что я как раз влюбился в Наташеньку Березовскую…

Детская память – странная штука. Больше тридцати лет прошло, а он отчетливо видел светловолосую кудрявую девочку с косичками, в которые были вплетены белые ленточки. Она была отличница и звеньевая их звездочки. В ее присутствии Стасик робел и потел от чувств. В нее был тоже влюблен Мишка Петренко, упрямый хорошист с розовыми упругими щеками. И тогда начитавшийся Дюма Стасик изобрел сложную интригу в духе Арамиса, чтобы уничтожить соперника. Он «случайно» проболтался второгоднику Барину, что Мишка обозвал его индюком. Мишке здорово досталось на орехи, а Стасик при этом испытал ни с чем не сравнимое ощущение собственного умственного превосходства, которое запомнил на всю жизнь.

Кафе-ротонда с поэтическим названием «Подснежник» пряталось в ухоженном небольшом сквере и именовалось в просторечии «поганкой», вероятно, из-за высокого фундамента, облицованного бледным гранитом. Станислав Сергеич резво взбежал на второй этаж по спиральной лестнице, обвивавшей здание снаружи наподобие удава.

Войдя в зал, он изобразил рассеянность, однако быстрый его взор мгновенно подметил двух женщин из отдела рекламы и Кисину. Дамы оживленно общались, и Тропотун решил подсесть к ним, чтобы быть поближе к народу, а также послушать непринужденную бабью болтовню, из которой зачастую можно извлечь что-нибудь полезное. На поднос его поочередно перекочевали бульон с яйцом, тефтели без гарнира, салат из свежих огурчиков и кусок ржаного хлеба. Прикинув количество килокалорий, Станислав Сергеич добавил персиковый сок; в стакане плавала оса, он поморщился и заменил его на другой, без осы.

– Не помешаю? – весело спросил он, подходя к их столику.

– Что вы, Станислав Сергеич! Очень рады! Присаживайтесь! – загалдели польщенные его вниманием женщины.

– Вы так мало едите, Станислав Сергеич, – жеманно произнесла пышная дама из отдела рекламы. – Для моего Петруши это было бы закуской!

– Держу форму, – доверительно пояснил Тропотун.

– Твой Петруша уже кубический, – сострила Кисина, стрельнув ореховыми глазами в Станислава Сергеича.

– Вовсе не кубический, – обиделась пышная дама, – просто в теле…

– Вы о питании по доктору Брэгу знаете? – поспешно вмешался Станислав Сергеич. – Он считал, что нужно употреблять в пищу малообработанные, то есть практически сырые продукты. Мяса не есть. И – разгрузочные дни.

– Ой, я вчера такое видела! – ни к селу ни к городу воскликнула темноволосая женщина с длинным скучным носом и поправила очки. – «Волга» врезалась в столб, капот в гармошку, а шофер на дорогу вывалился и голова вся в крови! Не поверите, меня трясет до сих пор!..

– Что-то не заметно. – Тотчас поставила ее на место Кисина, которую Станислав Сергеич про себя почему-то прозвал не иначе как «мадам Кисина». Она изящно подперла подбородок ручкой и томно обратилась к Тропотуну: – Вы себе не представляете, Станислав Сергеич, как я завидую мужчинам! Ведь вы гораздо свободнее нас, женщин, во всех смыслах!

– Да неужто вы феминистка, Ольга Леонидовна? – усмехнулся он.

– Нисколько! Но в семейных узах разочаровалась, – она кокетливо поправила взбитые золотистые волосы, вероятию, крашеные.

– Это вы зря! – уверенно возразил Тропотун. – Я, к примеру, не делю домашнюю работу на мужскую и женскую. Вот курник сочинил в воскресенье. Вы настоящий русский курник пробовали? Нет?! Объеденье! Кулинарная поэзия…

– Рецепт… – простонала донельзя заинтригованная пышечка.

– Берете куриное мясо без костей, – вдохновенно стал расписывать Станислав Сергеич, – вареные белые грибы, зелень петрушки, отваренный рис и яйца…

– Завтра же испеку! – с энтузиазмом воскликнула супруга кубического Петруши.

– И я! – пискнула любительница кровавых драм.

Мадам Кисина состроила пренебрежительную мину, давая понять, что стоит выше гастрономических радостей.

– Милые мои сотрудницы, – галантно произнес Станислав Сергеич, поставив на столик опустевший стакан из-под персикового сока, – у меня есть к вам просьба. – Он обвел их серьезным взглядом: – Приближается юбилей института – надо бы самодеятельность организовать. Я, Ольга Леонидовна, наслышан, что вы хорошо поете, – выступите на юбилейном вечере?

Сказав, тут же прикусил язык, потому что вспомнил: юбилейным вечером будет заниматься Шнайдер, с которым мадам Кисина «в разводе»!

– Отчего же не выступить?.. – грудным воркующим голосом отозвалась Ольга Леонидовна. – Спою жестокий романс. Например… – И, неотрывно глядя на Станислава Сергеича, она запела, негромко и проникновенно: – «Взгляд твоих черных очей в сердце моем пробуди-ил…»

И, хотя у Станислава Сергеича очи были вовсе не черные, а совсем наоборот, ему сделалось не по себе. В свете надвигавшегося повышения любовная история с темпераментной мадам Кисиной была бы для него катастрофой. А между тем в глазах самой мадам проявился некий сиреневый оттенок, очень опасный оттенок. И, уловивший это изменение, Тропотун напустил на себя бесполую улыбочку, дослушал романс до конца, вежливо соединил несколько раз ладони и холодно сказал:

– Великолепно, Ольга Леонидовна! Так я на вас надеюсь?.. – и тут же обратился ко всем. –