По ряду причин его комментарий напомнил мне об инциденте, произошедшем несколько лет назад, когда София только начинала играть на фортепиано, а я уже сильно на неё давила. Джед обнаружил забавные отметины на клавишах. Когда он спросил о них Софию, та сделала виноватое лицо. "Что?" - уклончиво переспросила она.

Джед присел и осмотрел отметины более внимательно. "София, - задумчиво поинтересовался он, - а это не могут быть следы зубов?"

Оказалось, это именно они. Забросав Софию, которой на тот момент было где-то шесть лет, вопросами, он выудил признание, что она частенько грызла фортепиано. Когда Джед рассказал, что этот инструмент - самый дорогой предмет мебели в нашем доме, София пообещала не делать этого больше. Не знаю точно, почему комментарий Ларри вызвал у меня это воспоминание.

Эта история - о пользе принуждения в китайском стиле. Лулу было около семи лет, она все ещё играла на двух инструментах и разучивала на фортепиано пьесу французского композитора Жака Ибера “Маленький белый ослик”. По-настоящему милая вещица. Вы с лёгкостью можете представить себе ослика, бредущего вместе с хозяином по просёлочной дороге. Но для молодых исполнителей она также и невероятно трудна, поскольку руки должны вести шизофренически разные ритмы.

Лулу не могла этого сделать. Мы целую неделю работали без перерывов, снова и снова тренируя каждую руку в отдельности. Но стоило Лулу заиграть обеими руками, как одна начинала подражать другой, и все разваливалось. Наконец за день до урока Лулу в отчаянии объявила, что она сдаётся, и потопала прочь.

- Вернись за инструмент сейчас же, - приказала я.

- Ты не можешь меня заставить.

- Еще как могу.

Сев за фортепиано, Лулу заставила меня поплатиться за свои слова. Она колотила кулаками по клавишам и пинала инструмент ногами. Она схватила партитуру и разорвала её в клочья. Я склеила ноты заново и заламинировала так, чтобы Лулу было их не разорвать. Затем я отнесла её кукольный домик к машине со словами, что отдам его Армии спасения по частям, если “Маленький белый ослик” не станет лучше к завтрашнему дню. Когда Лулу сказала: “Я думала, ты уехала в Армию спасения, почему же ты ещё здесь?” - я оставила её без обеда и ужина, без подарков к Рождеству и Хануке и без вечеринок в день рождения на два, три, четыре года. Поскольку она продолжала играть плохо, я сказала ей, что она нарочно доводит себя до исступления, поскольку втайне боится, что не справится с пьесой. Я потребовала, чтобы она перестала лениться, трусить, потворствовать собственным слабостям и жалеть себя.

Джед отвёл меня в сторонку. Он сказал, что лучше бы мне перестать оскорблять Лулу (чего я даже не начинала делать, я всего лишь мотивировала её) и что угрозы явно не пойдут ей на пользу. Ещё, заметил он, Лулу, вероятно, и правда не способна освоить эту технику - может, у неё все ещё есть проблемы с координацией, и я могла бы рассмотреть такую вероятность.

- Ты просто в неё не веришь, - сказала я.

- Это смешно, - ответил Джед презрительно. - Конечно, я в неё верю.

- Когда София была в её возрасте, она играла эту пьесу.

- Но они же разные, - заметил Джед.

- О нет, только не это, - сказала я, закатывая глаза. И продолжила с сарказмом: - Каждый необычный человек необычен по-своему, и свой путь есть даже у неудачников. Что ж, не переживай, тебе не придётся и пальцем шевелить. Я готова работать над этим сама столько, сколько потребуется, и рада быть той, кого ненавидят наши дети. А ты будь тем, кого они обожают, потому что ты печёшь блинчики и таскаешь девочек на игру “Янки”.

Я засучила рукава и вернулась к Лулу. Я использовала все возможные оружие и тактику, какие только могла придумать. Мы работали после ужина до глубокой ночи, и я не позволяла Лулу встать со стула ни чтобы попить воды, ни чтобы сходить в туалет. Дом превратился в зону боевых действий. Из-за постоянных криков у меня сел голос, но улучшений по-прежнему не было, и даже у меня стали появляться сомнения.

А затем, совершенно неожиданно, у Лулу получилось. Её руки внезапно начали играть слаженно, правая и левая невозмутимо вели каждая свою партию - просто так.

Лулу поняла это одновременно со мной. Я затаила дыхание. Она робко попробовала снова. Затем сыграла более уверенно и быстро, и ритм по-прежнему сохранялся. Мгновение спустя она уже сияла: “Мамочка, посмотри, это так просто!” Потом она хотела играть пьесу снова и снова, её было не оттащить от рояля. Той ночью она спала вместе со мной, мы прижимались друг к другу и до хруста сжимали друг друга в объятиях. Несколько недель спустя, когда Лулу сыграла “Маленького белого ослика” на концерте, родители других детей подходили ко мне со словами: “Это же идеальная пьеса для Лулу, она настолько темпераментная и так ей подходит”.

Даже Джед воздал мне должное. Западные родители сильно беспокоятся о самооценке своих детей. Но худшее, что они могут для них сделать, будучи родителями, - это сдаться. С другой стороны, нет ничего лучше для укрепления доверия, чем доказать, что ребёнок может сделать что-то, на что, как он думал, он не способен.

Все эти новые книги изображают азиатских матерей интриганками, чёрствыми, утомлёнными женщинами, равнодушными к интересам детей. Со своей стороны, многие китайцы втайне считают, что делают для детей больше и заботятся о них гораздо лучше, чем “западники”, которых, кажется, вполне устраивает, что их дети плохо учатся. Я думаю, что с обеих сторон есть недопонимание. Все порядочные родители хотят дать своим детям лучшее. Просто у китайцев совсем другое мнение о том, как это сделать.

Западные родители стараются уважать индивидуальность своих детей, поощряя их истинные пристрастия, поддерживая их выбор и предоставляя им заботливое окружение. Китайцы, напротив, уверены, что лучший способ защитить детей - это подготовить их к будущему, позволив им увидеть, на что они способны, и вооружив их навыками, привычкой работать и внутренней уверенностью в том, что они могут сделать то, на что больше никто не способен.

Лулу вздохнула. Я везла девочек домой из школы и пребывала в дурном настроении. София только что напомнила мне, что в её шестом классе приближается Средневековый фестиваль, а нет ничего, что я ненавидела бы больше, чем все эти фестивали и проекты, на которых специализируются частные школы. Вместо того чтобы заставлять детей вгрызаться в учебники, частные школы постоянно пытаются превратить учёбу в развлечение, предоставляя родителям право сделать всю работу.

Для проекта "Паспорт мира" в классе Лулу я должна была приготовить блюда эквадорской кухни (тушенную на протяжении четырёх часов в ашиоте (ашиот - паста, получаемая из семян тропического кустарника аннато) курицу с жареными бананами), подготовить сувениры из Эквадора (резную ламу из Боливии - все равно никто не заметил разницы) и найти настоящего эквадорца, чтоб Лулу могла его проинтервьюировать (парень из выпускного класса, которому я заплатила). Заданием Лулу было сделать паспорт - маленький кусочек бумаги, сложенный вчетверо, с надписью “паспорт” - и явиться на международный кулинарный фестиваль, представляющий блюда сотни разных стран, приготовленные родителями.