Для своего «Спутника-1» советские ученые выбрали такую радиочастоту, чтобы его сигналы мог поймать обычный коротковолновый приемник, какие были в любом доме и даже в любом гараже. Это означало, что после новости о запуске обычные люди могли настроиться на «космическую» волну и услышать слабый писк советского аппарата, скользящего по ночному небу. Специалисты понимали, что сам по себе спутник не представлял никакой угрозы международной безопасности, – так, физик Джеймс Ван Аллен, работавший над созданием американских искусственных спутников, даже обрадовался его запуску, – но дело было не в его возможностях, а в перспективах[67]. Советский Союз больше не на другом конце мира – он прямо над головой. Даже генерал-лейтенант Джеймс Гэвин из министерства обороны, которого, вероятно, новость удивила меньше прочих, ощутил внутри зияющую пустоту. «Это меня просто убило», – вспоминал он, а его товарищ Джон Брюс Медарис просто завопил: «Вот чертовы гады!»[68] Американцы недооценили русских. И теперь бились не за то, чтобы победить их, а чтобы нагнать. Космическая гонка началась, и Америка уже ее проигрывала.

На первый взгляд, собачьи головы Демихова никак не связаны с запуском советского спутника. Первое – медицина (пусть странная и мрачная), второе – ракетостроение и военные технологии. Да, опыт Демихова с Цербером вызвал неподдельный интерес во всем мире – но исключительно в сфере медицины или биологии. Директор Института хирургии Академии медицинских наук СССР Александр Вишневский пригласил Демихова в институт как физиолога: ему предстояло изучать функционирование организма у животных – с тем, чтобы когда-нибудь эти знания нашли применение в медицине. Вишневский считал, что это важно и похвально, но его покровительство и поддержка имели свои пределы и сшивание двух собак в одну не всегда встречалось благосклонно. Долго ли Демихов сможет продолжать свои опыты, оставалось только гадать. Однако в накаленной обстановке после запуска «Спутника-1» научный прорыв в СССР мог дать новые возможности, привилегии, финансирование и высокое покровительство. Просто нужно было широко сообщить об этом прорыве.

В 1959 году корреспондент журнала Life Эдмунд Стивенс получил неожиданное приглашение: ему и американскому фотожурналисту Говарду Сохуреку предложили сделать репортаж о работе Демихова. Стивенс жил в СССР и в 1950 году получил Пулитцеровскую премию за серию статей в The Christian Science Monitor (о жизни при Сталине) под названием «Россия без цензуры». Стивенс, американец по рождению, все же симпатизировал стране, которую с 1934 года считал своим домом[69]. Он женился на советской гражданке Нине Бондаренко и навсегда остался в СССР[70]. Он одобрял советский образ жизни и писал статьи для самых разных американских журналов и газет, таких как Look, Time, Newsday, The Saturday Evening Post, а также делал материалы для радио NBC и для лондонских The Sunday Times и Evening News. В предложении написать очерк не было ничего необычного – но то, что оно исходило от Демихова и было одобрено Московским институтом хирургии… Это и впрямь небывалый случай. Как от такого отказаться?

Стивенс описывал Демихова как «предельно решительного», властного человека. Утром в день операции он представлял журналистам своих ассистентов и операционных сестер, но журналисты поневоле отвлекались на «пациентов», один из которых беспрестанно лаял. Собака по имени Шавка, «мелкая бойкая дворняжка», тревожно повизгивала, висячие уши и острый нос беспокойно подергивались[71]. В середине ее туловища густая клочковатая шерсть начисто сбрита: вскоре Шавка лишится тела со всеми механизмами – для пищеварения, дыхания и сердечной деятельности. Рядом с ней, уже под наркозом, лежал на операционном столе Бродяга. Бездомный пес, пойманный собаколовами, теперь послужит «реципиентом»[72]. Пока журналисты дивились, Демихов подозвал еще одну собачку – дворняжку по кличке Пальма с несколькими грубыми рубцами на груди после операции, проведенной шестью днями раньше. Демихов подсадил ей второе сердце, подправив легкие, чтобы оно поместилось в грудной клетке. Пальма радостно обнюхала его, виляя хвостом. «Видите, она не держит на меня зла», – заметил он, словно бы отвечая на невысказанные сомнения Стивенса.

Готовясь к операции, Демихов пошутил: «Знаете русскую поговорку: одна голова хорошо, а две лучше»[73]. Шавку, которая беспрестанно лаяла, наконец погрузили в глубокий наркоз.

Для всего мира это была всего лишь вторая операция Демихова по созданию двухголовой собаки. На самом же деле она стала двадцать четвертой за пять лет: это 48 собак. Демихов поставил дело на поток – и, учитывая сложность операции, такую скорость по справедливости следует назвать головокружительной. В то утро Демихов начал с того, что разрезал шею Бродяги сзади и сбоку, чтобы добраться до аорты, крупнейшей артерии организма, и до позвоночника. Затем просверлил отверстия в позвонках и продел через каждое пластиковую нить. Тем временем медсестра обернула голову Шавки в полотенце, оставив только выбритую область. Ассистент сделал первый надрез, чтобы завернуть кожу, а Демихов, виртуозно орудуя скальпелем, обнажил мелкие кровеносные сосуды и перевязал их, прежде чем отделить тело Шавки. На последнем этапе предполагалось перерезать связи с сердцем и легкими, но его нельзя было начать до подключения всех этих тонких сосудов и артерий к кровеносной системе Бродяги. Для соединения двух организмов проще всего было поместить Шавку на спину Бродяге, прямо на загривок, поближе к важнейшим органам дыхания и кровообращения. Демихов сшил их вместе, как собачью мозаику, закрепив при помощи пластиковых нитей голову и передние лапы Шавки на спине Бродяги. Вся операция заняла менее четырех часов[74]. А первая, которую он сделал в 1954-м, длилась двенадцать.

Покончив с грязной работой, Демихов снял перчатки. Идея двухголовой собаки, спокойно пояснил он, родилась у него 10 лет назад. А теперь опыты на собаках уже фактически вчерашний день. «У меня для вас новости, – объявил Демихов. – Весь наш проект переходит в одно из подразделений Института Склифосовского»[75]. Это крупнейшая в Москве больница скорой помощи. Проект перерос стадию экспериментов, заявил Демихов, и пришло время перейти к трансплантации человеческих органов.