Однако не безопасность так манила Лидию. Эрл Мори умел ее рассмешить, и за это она его полюбила: хохотала над его шутками до одури, а он паясничал и зубоскалил еще азартнее. В старших классах он стал вспыльчивый, агрессивный и несколько раз вылетал с поля за то, что лез в драку с игроками команды противника. Эта его черта иногда пугала Лидию, но она убеждала себя, что Эрл безобиден и просто лает, а не кусает. К тому же ей ни с кем не было так весело и смешно, как с ним. Этот смех был для нее сродни изгнанию нечистых сил. Он заглушал голоса одноклассниц, что шептались у нее за спиной, и мамины пьяные бредни. На несколько волшебных минут в ее жизни оставалось только это: надсадный смех, биение сердца и слезы по щекам.

До свадьбы она много смеялась, а потом быстро перестала. Эрл начал работать со своими братьями в «Харкнессе» и вступил в пожарную дружину. Уже через несколько месяцев он перестал возвращаться домой к ужину: после работы сразу шел в бар или на станцию, где набивал брюхо чипсами и вяленым мясом, а домой приходил около десяти вечера, пьяный и злой как черт. Он щипал Лидию за задницу и говорил, чтоб убрала со стола закусь. Так она и прослыла Закусью, сперва дома, а потом перед всей семьей. Его отца веселило это прозвище. «Не робей, девочка, – сказал он ей однажды под Рождество, – ты же знаешь, какой он». Скоро стало хуже. Примерно раз в два месяца Эрл возвращался домой среди ночи, пьяный вдрызг, будил ее и начинал нести какую-то околесицу. Отвечала она или нет, садилась в кровати или зарывалась в подушку, заканчивалось это всегда одинаково: мощным ударом по голове или телу. Обычно одним, максимум двумя. Иногда после этого он хватал ее за плечи и тряс. Как правило, это происходило в темноте, но пару раз на Эрла падал лунный свет – у него было страшное лицо, лицо одержимого. К тому времени Лидия уже понимала, что изгнать демона может только другой демон, поэтому, когда ей представилась возможность порвать с Эрлом – и со всем городом, – она не мешкала. Ужасно, что демоном предстояло стать ее сыну, но другого выхода у Лидии не было. Впрочем, ее собственная мать считала иначе, как и Конни Мори, которая давно уже покинула наш мир, и только ее номер, словно весточка или угроза из загробного мира, красуется на дверном косяке рядом с Лидиным телефоном.

Она убавила громкость до минимума, но все равно вздрагивает от каждого звонка. С тех пор как ей позвонила Бетти Чэндлер. «На сей раз у него получилось, Лидия, – отрезала она холодным и равнодушным тоном, словно докладывая о неудачном сезоне для местной футбольной команды. – Быстро езжай к дому Джун Рейд!» С этими словами Бетти повесила трубку. Они вместе росли, ходили в один садик, учились в одной школе. Лет в двенадцать они даже были лучшими подружками – делали заколки из розовых и голубых ленточек и продавали их по доллару штука, – но дружба быстро закончилась. Ее старший брат, толстяк Чип, однажды попытался поцеловать Лидию (безуспешно), после чего кто-то наврал Бетти, что дело дошло до петтинга. Подруга стала распускать о ней грязные слухи. Вот из-за такой ерунды они начали враждовать – и враждовали до сих пор. После рождения Люка мама ей рассказывала, что Бетти всем врет, будто Лидия за деньги занимается сексом с мигрантами на ферме Моргана, в Амении. Эти рабочие каждую весну приезжают из Мексики и Колумбии собирать яблоки. Мол, от них она и залетела. Мать и сама подозревала ее в чем-то подобном, но, как ни больно было слушать гадости от мамы и знакомых, Лидия ни на кого не обижалась. Узнав о беременности, она поняла: даже если кожа ее ребенка будет вполовину светлее отцовской, в городе она прослывет шлюхой. Лидия не стала опровергать слухи и никому не рассказала правды, даже Люку. Повзрослев, он и знать не желал родную мать, что уж говорить о каком-то отце. У Лидии были веские причины хранить тайну. А раз причины веские, рассудила она, то и нечего трепать языком. Нельзя, чтобы этот ребенок разрушил еще чью-то семью, хватит и ее собственной.

Много раз она порывалась сбежать – посадить Люка в машину и уехать куда глаза глядят. Но каким-то чудом она привыкла к шепотку за своей спиной, к презрительным взглядам соседок и плотоядным – мужчин. Минул год, потом еще один, потом пять, а потом она и считать перестала. После Эрла у нее было несколько ухажеров, но обычно дело ограничивалось парой ночей. Исключением стал Рекс. Он появился спустя несколько лет и задержался надолго – Лидия даже начала мечтать о каком-то будущем. Но мечты вскоре рухнули, и больше она себе такого не позволяла. После Рекса она перестала ходить в «Пробку» и прочие бары, перестала встречаться с мужчинами и больше не надеялась изменить свою жизнь.

Если не считать единственного визита в тюрьму Адирондакса и медового месяца в Атлантик-Сити, Лидия никогда не покидала Уэллса. «Некоторым деревьям только топор подавай», – как-то раз пробормотал один завсегдатай «Пробки» за стаканчиком виски (в ту пору Лидия еще ходила по барам). И в его словах была доля правды. Впрочем, потом она решила, что нет: просто некоторые деревья привыкают к топору, а любовь тут ни при чем. Их так давно рубят, щепка за щепкой, что все чувства притупляются, пока в один прекрасный день они не упадут на землю.

После смерти Люка телефон разрывался от звонков. Похоронное бюро, страховая, банк, полиция. Порой люди звонили со словами утешения – но то были знакомые Люка, не ее: рабочие, коллеги, сокамерники, бывшие подружки (с которыми он никогда ее не знакомил), тренеры и несколько приятелей-пловцов со школьных времен. Их голоса доносились словно из другого конца длинного тоннеля. Их слова были подобны эху, и Лидия частенько отнимала трубку от щеки. Услышав, что собеседник заканчивает говорить, она как можно вежливей прощалась и нажимала «отбой». Больно было слышать от совершенно чужих людей добрые слова о собственном сыне, которого она сама только-только начала узнавать.

Звонили все, на кого она когда-то работала. Муди, Хэммонды, Пегги Райли, Таки, Хиллы и Мейси (хозяева гостиницы в Салисбери, куда она каждый день ездила менять постели, стирать белье и отмывать туалеты). Позвонил даже Томми Болл, которого она не видела много лет. Все они приносили соболезнования и просили не торопиться с выходом на работу, они будут ждать ее звонка. Лидия так никому и не позвонила. «Чтоб я еще хоть денек проработала!» – порой бормотала она себе под нос. С тринадцати лет и до того утра, когда ей позвонила Бетти Чэндлер, Лидия непрерывно работала, каждый божий день. Но теперь все. Довольно. Ее накоплений должно хватить примерно на год – и даже на погашение процентов по кредитным картам, если придется покупать на них продукты. На работу она теперь не ездит, значит, на бензин ничего тратить не надо, а газ и электричество входят в арендную плату за квартиру, всего-то четыреста долларов в месяц. Телефон и кабельное у нее самые дешевые.

Позже выяснилось, что Люк застраховал свою жизнь, а выгодоприобретателем назначил – по необъяснимой причине – мать. Также он оставил завещание, из тех, что скачиваешь в Интернете, а потом заверяешь у нотариуса. Все свое имущество он завещал Лидии: денежные накопления, фирму и личные вещи (вещей, правда, никаких не осталось, все сгорело вместе с домом Джун). Если сложить страховку, ее собственные деньги и двадцать тысяч долларов, которые братья Уоллеры заплатили ей за фирму (два пикапа, несколько тачек, экскаватор и груду садовых инструментов), то можно довольно долго жить, не работая. Большую часть жизни Лидия мечтала о том дне, когда ей не придется скрести, мыть и улыбаться. Этот день настал. На смену старому демону пришел новый.