на матовом покрытии. Слезой бежал конденсат, лоснились маслом плеяды заготовленных патронов. Скоро стрелять?

Верная гладила по бокам, кивала. Скоро, очень скоро.

Бой завязывается вдалеке. Где стреляли? Откуда?

Из сектора Молчуньи — тяжкий грохот ее пулемета ни с чем не спутать. Остроглазая, затаившаяся где-то в тенях, подхватывает винтовку. Одна нога здесь, другая там. Никогда мне не нравилась ни она, ни то, из чего стреляет. Слишком своевольная, слишком быстрая, слишком… Слишком. Верная велит заткнуться.

Мы побежали по склону к позициям. Сегодня ни траншей, ни окопов, ни атак. Терпеть не могу торчать в обороне.

Загремели разрывы, каскадом прокатившись по горному хребту. Последние арт- батареи подавлены. Напрасная трата снарядов — у единственной оставшейся там пушки не осталось стрелков. Вчера ночью я слышал, как скрипя, она выла на луну, умоляя хотя бы еще раз сунуть снаряд в утробу. И жахнуть…

Верная упала, ободрала о камень локоть, зашипела от боли. Пыльные фонтанчики вздымались песчаными брызгами там, где была мгновение назад.

Хлюпающе откуда-то сзади шмыгнула винтовка Остроглазой. Как бы она мне ни была неприятна, а должен признать: минус один.

Я начал говорить на языке огня, застрекотал затвор, горячие гильзы жгли Верной руки. Она стреляла не целясь, наугад, вслепую. Умничка.

Очередью я скосил бойца. Молодой вчерашний призывник — сегодняшний труп. Зачем поехал на войну? Кто его знает. Второму пробуравил плечо. Вгрызся клыками пуль в его пистолет-пулемет. Тот заискрил, сломался и заклинил.

Вновь ударила Остроглазая, я чувствовал, что ведет двойную игру. Хотела забрать тех, кого смерть припасла для нас. — Тише, — зашипела на меня Верная. Остроглазая ей как сестра. Она всем как сестра, но у оружия к людям иное отношение. Мы редко бываем разумны.

Стрекот огня в нашу сторону прозвучал гласом здравомыслия. Штурмовая винтовка на казенном языке по-военному строго предложила сдаться. Просто и без обиняков. Или убьют.

«Убьем, убьем, уб-бьем!» — по-собачьи, почти лаем поддакнули остальные.

Верная насчитала шестерых в нашем секторе — не знаю, как ей это удается. Не видела врагов, не слышала, но еще ни разу не ошиблась. Пулемет Молчуньи как-то задумчиво промолчал в ответ, когда я спрашивал об этом. Намекал на слепоту удачи… С удачей не спорят.

Граната из подсумка заплакала, едва лишилась кольца. Не хотела умирать. Мне ее жалко, но Верную жальче больше.

Разрыв осколками скосил одного, заставляя орать от боли. Второму, замешкавшемуся, снесло полголовы.

Кровь, никакой красоты. Верная била в подставившиеся под удар плечи, спины и животы. Вместе с ней съели еще две жизни. Удача благоволила, лыбилась во все тридцать два зуба! Или у людей их тридцать три?

Ухнуло прямо рядом с нами. Верная покрылась мурашками близкого ужаса.

Танк. Здесь не должно быть танка. То, чего быть не должно, кряхтело и тарахтело не хуже трактора. Верная гнала страх прочь — это же всего лишь налепленные на платформу сварные пластины. А поверх них совсем недружелюбный, сумасшедший пулемет.

Ему все равно, что бить, и он прошивал насквозь булыжники, пеньки, многовековые деревья. Земля стонала под наглой поступью стального великана.

«Не справимся», — прошептал Верной в ухо, сказал отступать. Велел отступать. С кличкой ошиблись. Моя девчонка не столько Верная, сколько упрямая. Словно воробьи, в голове щебетали жуткие мысли.

Если эта махина прорвется, проедет внутрь — всем остальным гибель! Гранатометы закончились вместе с артой.

Молил, чтоб в сумке не было гранат, но Боги войны слушали чужие осанны.

Верная высунулась назло, отчаянно и нагло. Я ударил по танку, будто в самом деле надеялся убить того, кто сидит за рычагами.

Незнакомая речь, тяжелый каркающий язык. Перекличка, обрывки приказов, отчаяние. Разобрал лишь одно: да это же просто девчонка!

Нападавшие ошиблись, Верная была кем угодно, но не просто девчонкой. Ствол пулемета скользнул в ее направлении, но она выкатилась из-за укрытия. Спина, плечо и руки в грязи, в волосах древесные колючки.

Я упал наземь, лишаясь тепла ее рук — и увидел жуткое. Две гранаты, кольца прочь, отскочили дуги предохранителей всего за миг до того, как успела их бросить.

Ее прошибло насквозь, дернуло, словно тряпичную куклу. В последнем отчаянии, цепляясь за крохи жизни, Верная осталась верна лишь принципу. Не отступать.

Упала, рухнув под танк. Словно не понимая, он катил и катил, а я видел лишь одно: зубастые траки мололи землю, обещая смешать меня с грязью через минуту, через секунду, через мгновение.

И грянул гром…

* * *

Вздрогнул, будто от удара. Повалился со стула, ударился копчиком. Опрокинул невесть как попавшую под руку кастрюлю. Инку, наверно, разбудил.

Пять утра, эльф за дверью, ничего нового. Смотрит на меня, словно я украл его сладкий рулет. Я сделал морду кирпичом, подавил естественное волнение, не подал виду.

— С вами все в порядке? — спросил он почти механическим голосом, склонившись над бумагами. Ого, я и не думал, что его может волновать что-то, не относящееся к документообороту. — У вас бледный вид.

— Попал вчера на мост. Немного перенервничал. Пройдет.

Остроух кивнул, умчавшись в страну печатей и бумаг.

Выдохнул, когда за ним закрылась дверь. Что бы там Кэлисса ни нахимичила, а оно работает.

Инка не проснулась, будить ее не стал.

В голове самый настоящий сумбур — ну и сон!

Бросил взгляд на фигурку пса, валяющуюся на полу — выпала из рук, когда проснулся. Вздрогнул. Зажмурился на миг. Перед глазами по-прежнему стояли перемалывающие землю грязные траки, неотвратимая гибель, абсолютная беспомощность.

Позвал Ириску. Умеют ИИ-ассистенты спать? Хотелось бы верить, что нет.

— Руж-волны, — сурово заметила она, кивнув в ответ.

— Седьмого порядка?

Сомнений быть не могло.

Нож, отвертка, напильник с ножовкой — комод, где все это лежало, покочевряжился, прежде чем поделиться инструментами. Не хватало разве что миниатюрной ручной дрели, но ничего. Обойдусь.

Стружка оседала, липла к пожелтевшему газетному листу. С детства привык к порядку, не любил шалмана.

Главное, не превратиться в Белку. Вспомнил рыжую проворницу, поймал себя на том, что скучаю. Может, в самом деле послать все эти великие замыслы к чертям и вернуться? Прогнал трусливую мысль прочь.

Секрет вывалился на ладонь крохотным самоцветом. Я прищурился — это он-то вызывал эти самые руж-волны? Не похож на то, что хоть как-то могло быть связано с оружием.

Ириска, кажется, тоже в недоумении: молчала, искала информацию в сети. И очень тихо сканировала. Алмаз, полкарата. Искусственно выращенный, особой ценности не имеет. Испускает волны седьмого порядка.

— Фантастика? — спросил у Ириски. Той разве что не хватало сыра «Хохланд»…

Может, что-то подобное лежит и в изваянии Остроглазой?

Желание схватить молот и расколупать погасло при воспоминании о статье «за вандализм». А если учитывать, что Восемь — народные герои, еще и экстремизм найдут. Да и кто в здравом уме надеется расколоть молотом мрамор?

Требовался иной подход.

— Взгляните, — Ириска неуверенно привлекла внимание, тыкая пальцем в описание.

Ничего не понял поначалу, но лишь после заметил притаившийся в самом низу знак вопроса.

— И что это значит?

— Данный предмет может быть наделен магическими свойствами. Нераскрытыми.

Цокнул языком — Декарда Каина, увы, в карманах не завалялось. А если бы Ириска могла, опознала бы без лишних приказов.

Все ответы были у Кэлиссы. Сдавалось мне, она не так проста, как хотела показаться…

Глава 7

Оставил записку на столе. Инка, в конце концов, девочка умная, знает, что делать.

Юркнул в машину вызванного такси. Послушал новости — на мосту остановили движение до середины сегодняшнего дня. Убирают убитых, расчищают автомобильный затор. Хотелось выругаться, жалко стало гнома из прокатной конторы. Его машина окажется на штрафстоянке, а он ведь даже не виноват.

Пообещал себе заскочить с извинениями — лишними не будут. И возмещу стоимость ремонта или выкуплю автомобиль. Десять миллионов рублей, еще позавчера казавшиеся астрономической суммой, таяли буквально на глазах.

Так дело не пойдет. Прав был орк: надо вкладывать деньги в какое-никакое дело. Пусть выхлоп будет и ничтожный, но лучше так, чем просадить все деньги в никуда…

Ириска поймала входящий звонок, незнакомый номер. Знал, чей голос услышу. Угадал.

— Как спалось, Максимка?

Кэл задорна и весела, хоть я и знаю ее всего несколько часов.