– Как прошел день? Грейс слабо улыбнулась. Странныйвопрос…

– Ты уже позвонила компаньону отца?

– Нет еще, – прошептала Грейс почтинеслышно. – Я не знаю, что ему говорить… Ведь они с отцом были добрымидрузьями…

– Не думаешь, что именно поэтому он захочет тебепомочь?

– Я не знаю. – Хотя на самом деле Грейс была иногомнения.

Задавая следующий вопрос, Молли пристально смотрела надевушку.

– А у тебя самой есть друзья, Грейс? Ты к кому-нибудьможешь обратиться?

Задолго до того как Грейс раскрыла рот, Молли уже зналаответ. Если бы у нее были друзья, возможно, этого ужаса просто не произошло бы.Молли уже поняла, что Грейс отчаянно одинока. У нее не было никого. Никого,кроме родителей. А они сделали вполне достаточно, чтобы сломать ейжизнь, – уж отец-то по крайней мере наверняка. Во всяком случае, такпредполагала Молли.

– А у родителей были близкие друзья?

– Нет, – подумав, ответила Грейс. Да у них и насамом деле не было близких друзей – они не могли никого чересчур близкодопустить к своей мрачной тайне. – Отец был знаком со всеми в городе. Амама была стеснительна… – Она боялась, как бы кто-нибудь не узнал о том, что ееизбивает муж. – Все любили моего папу, но по-настоящему близок он ни с кемне был.

Это само по себе уже настораживало Молли.

– Ну а ты? Хотя бы школьные подруги у тебя были? Грейслишь отрицательно замотала головой.

– Почему?

– Не знаю. Думаю, у меня просто не было времени. Явсякий раз после уроков бежала домой, к маме. – Грейс старалась несмотреть на Молли.

– Неужели именно поэтому, Грейс? Или у тебя… естькакой-то секрет?

– Конечно же, нет!

Но Молли не отступала. Голос ее окреп и проник в самую душуГрейс:

– Отец изнасиловал тебя в ту ночь, разве не так?

Глаза Грейс расширились, она смотрела на Молли и лишь молилась,чтобы та не заметила, что она вся дрожит.

– Нет, конечно же, нет. – Но у нее перехватилодыхание, и она взмолилась, чтобы Бог послал ей приступ астмы. Этой женщине ибез того слишком многое уже известно. – Как вы… как вы можете дажеговорить такое.

Она старалась сделать вид, что шокирована, но видно было,что она до смерти напугана. А что, если она уже знает? Что тогда? Тогда всяотвратительная правда выплывет наружу, обо всем узнают… Даже теперь, когдародителей больше нет, Грейс чувствовала себя обязанной хранить молчание. Ведь втом, что происходило, была и ее вина. Да и что подумают о ней люди?

– У тебя все влагалище в кровоподтеках иразрывах, – спокойно говорила Молли. – Такого не происходит приобыкновенном совокуплении. Врач, который осматривал тебя утром, говорит, чтотебя, похоже, изнасиловали шесть человек подряд. Или один, но очень жестокий. Ион сильно поранил тебя. Ты ведь поэтому и застрелила его, да?

Грейс не отвечала.

– Это было впервые – ну, после похорон матери?

Молли пристально смотрела в глаза девочки. И глаза этинаполнились слезами, и горячие ручейки побежали по щекам, как ни стараласьГрейс сдержаться.

– Я не… нет… он никогда бы не сделал такого… все любилипапу…

Она убила его, и единственное, что теперь было в еевласти, – это защищать его репутацию. Чтобы никто не узнал, чем был он насамом деле.

– Отец любил тебя, Грейс? Или просто пользовался тобой?

– Конечно, он меня любил, – деревянным голосомпроизнесла Грейс, негодуя на себя за слезы.

– Он изнасиловал тебя той ночью, так ведь?

На сей раз Грейс ничего не сказала. Она даже ничего неотрицала.

– А часто он делал с тобой такое прежде? Ты должнарассказать мне. – Сейчас от ответа девочки зависит вся ее жизнь, но Моллине хотела говорить ей об этом.

– Нет, не должна. Я ничего не должна вам! Вы не сумеетеэтого доказать, – злобно вырвалось у Грейс.

– Почему ты защищаешь его? – Молли пришла внеистовство. – Ты что, не понимаешь, что происходит? Ты обвиняешься вубийстве! Тебя могут покарать по всей строгости закона – закона для взрослых!Предполагают даже, что у тебя был мотив. Ты должна сделать все возможное, чтобыспасти свою жизнь. Я не призываю тебя лгать, Грейс. Наоборот, прошу сказатьправду. Если он изнасиловал тебя, ударил или унизил, тогда у тебя были бысмягчающие обстоятельства. Тогда происшедшее будет рассматриваться какнепредумышленное убийство или как убийство в целях самозащиты. Это изменит все.Ты на самом деле предпочтешь провести в тюрьме следующие двадцать лет жизни,лишь бы не запятнать репутацию человека, который сделал с тобой такое? Грейс,подумай, ты должна внимательно меня выслушать… ты должна меня услышать!

Но Грейс знала лишь одно – мама никогда не простила бы ейэтого! Ведь Эллен слепо любила мужа, она так в нем нуждалась! И она всю жизньстремилась защитить его, доставить ему удовольствие, даже если для этоготребовалось отдать ему на потребу тринадцатилетнюю дочь! Она желала заставитьДжона любить ее любой ценой – хотя бы ценой собственной дочери.

– Я не могу ничего вам сказать, – безжизненноответила Грейс.

– Почему? Он мертв. Ты не причинишь ему зла, рассказавправду. А вот себе можешь очень сильно навредить, если промолчишь. Подумай обэтом! Преданность мертвому – пустой звук. Особенно после всего того, что он…Грейс! – Молли через стол коснулась руки девушки. Она должна, должназаставить ее понять все до конца, должна извлечь ее на свет Божий из теснойраковинки моллюска. – Я хочу, чтобы нынче же вечером ты хорошенько обовсем подумала. А я вернусь завтра. И что бы я ни услышала от тебя, обещаю: ниединая душа об этом не узнает. Но взамен мне нужна твоя абсолютная честность.Ты обещаешь мне подумать над тем, что я сказала?

Какое-то время Грейс сидела не шевелясь, потом кивнула. Да,она подумает. Но все равно ничего не скажет.

Уходила Молли с тяжелым сердцем. Она прекрасно понимала, чтопроисходит, но не могла преодолеть пропасть, разделявшую их с Грейс. Она многолет проработала с детьми и женщинами, подвергавшимися домашнему насилию, –и они всегда были на стороне своих обидчиков. Молли стоило чудовищных усилийразрывать этот порочный круг, и почти всегда она побеждала. Но Грейс неподдавалась! Молли зашла в тупик.

Она заглянула в кабинет детектива, чтобы посмотреть на отчетврача и фотографии, – и ей сделалось почти дурно. Пока она читала, вошелСтэн Дули. Увидев ее все еще на работе, он удивился – ведь прошло ужечетырнадцать часов.

– Тебе что, делать больше нечего нынче вечером? –дружелюбно пожурил он ее. – Красотке вроде тебя давно пора быть со своимпарнем или околачиваться в баре, стараясь подцепить хорошего жениха.