Стас ощутил холодный пот на лбу, громко произнес: «Какой ужас». Хотел обернуться, но не успел. Так и стоял, чувствуя спиной холод. Будто прижимался к мраморной стене. Или лежал на полу?

Стас услышал слова, о которых мечтал двадцать лет:

— Тэре, Лариса.

«Я еще не умер, — подумал он, — а уже встретил ее. Значит, просто не успел умереть».

Господи, как страшно было бы с ней встретиться. Неужели ангелы начертили схемы наших жизней так, что они опять пересеклись? Конечно, у Ларисы огромная загадочная жизнь, трудно себе представить сколько людей и событий крутилось вокруг нее эти годы. Она изобразит радость, предложит отправиться к ней домой знакомиться с семейством. Пить чай. Может, в Эстонии не пьют чай? Кофе. Почему-то я уверен, что у нее есть семья. Я не смогу отказаться от приглашения: увидеть ее и сразу расстаться выше моих сил. Птица пролетела по небу; в одну сторону, потом совсем быстро, — в другую. Я способен только фиксировать и затем рассматривать снимки, годами недоверчиво рассматривать снимки со следами стремительной птицы. Потому что я оцепенел. Что если Лариса не летает больше? А я сам?

Он сказал бы ей о своем страхе.

— Мне тоже кажется, если повернуть голову вот так, ты можешь исчезнуть, — отвечала Лариса.

— Никогда. Это ты можешь, мне было так больно!

Потом они оказались вдвоем на улице и не знали, что делать.

— Ты когда…?

— Сегодня утром.

— Где твои вещи?

— При чем здесь вещи, Лариса.

Они шли, не глядя друг на друга; смотрели вперед, пытаясь угадать будущее.

— Кто первым начнет рассказывать? — спросил Стас, не выдержав безвоздушного молчания.

— Эта улица называется Лаборатоориум.

— Знаю. Я искал тебя здесь.

Они бродили вдоль моря, гуляли в парке. Раньше никогда не ходили рядом, Лариса всегда шла быстрее, чем он.

— Ты приехал в первый раз?

— Я приехал сразу, когда потерял тебя. Ползал здесь, раненый. Если ты действительно живешь в этом городе, должна была видеть следы знакомой крови на тротуарах.

— Если бы ты был здесь тогда, мы не могли не встретиться — я год встречала почти каждый поезд. У меня была такая болезнь — ждать тебя, встречать и провожать московские поезда. Казалось, через них я общаюсь с тобой. Поездная зависимость.

— Я приезжал в 86–м, потом еще три раза. Дважды прилетал на самолете. Уже без надежды, я перестал верить. Решил, что придумал нашу историю. Вернее, преувеличил ее значительность.

— Ты сказал глупость.

— Ну ладно.

— И все же решил еще раз попробовать?

— Иногда дается, когда перестаешь надеяться.

— Главное — дожить до того времени, когда дается.

«Господи, сделай так, чтобы у нее не было ни мужа — и никого, — взмолился Стас. — И как я смог выжить в предыдущей жизни без нее?».

— Ты, хоть иногда, представляла нашу встречу?

— Часто.

Она погладила его руку, Стас хотел взять ее ладонь и поцеловать, но не посмел. Большим блаженством было бы сейчас оказаться вдвоем в постели, он позволил себе представить их объятие, такой миг казался лучшим из всего, что могла предложить жизнь. Прижаться, лежать вздрагивая от нежности. Он думал об этом и смотрел себе под ноги, даже земля около ботинок была особенной… Вдруг опять испугался: физически удаляться от Ларисы больно, он это хорошо помнил, и если опять придется… О, неужели это возможно — в другом мире слиться навсегда именно физически. Блаженство цельности.

— Куда мы теперь? — наконец спросил Стас.

— В гости к Хранителю.

В старой башне, пока они протискивались по тесной лестнице, Стас снова подумал о том, как быстро может раствориться двадцать с лишним лет, будто ты жил в одном измерении, а потом, вследствие неких сданных экзаменов, тебе открыли дополнительный объем. Ты существуешь в новой реальности как ни в чем не бывало, только скорость движения воздуха вокруг меняется, голова кружится от высоты и раскоординированности. В новом пространстве он знал только Ларису.

— Ты мой ключ к Небу, к настоящей жизни, — сказал он.

Лариса поднималась по лестнице первой.

— Пригни голову.

Стас вдруг представил, что она королева башни, маленькая и смелая, и наконец решила отвести его наверх — его совсем ничего не держит в том мире, где нет Ларисы. Он ударился головой.

— Больно? Я же сказала — пригнись, Стас. Сейчас увидишь то, что никто кроме меня не может показать.

— Меня бы устроило что-нибудь теплое, любая часть твоего тела, — жалобно пробормотал он.

— Ты опять сказал глупость.

— Если говоришь что думаешь, чаще всего так и получается. Твое прикосновение для меня важнее других даров вселенной.

Ступени были высокими и стертыми. Как и слова.

— Эт-та ты? — раздался сверху шелестящий голос.

— Идем к тебе, Карл, — произнесла Лариса торжественно. Из приоткрытой двери им навстречу вырвался поток музыки, плотный как вода. «Это и есть музыка Таллинна», — понял Стас.

Хранитель был высоким человеком, будто высохшим; когда он произносил слова по-русски — а время от времени они с Ларисой переходили на эстонский или на немецкий — то кивал головой и наклонялся, складываясь вперед. Стас отметил, что одежда на старике необычная, не то чтобы старинная, а какая-то театральная, нарядная и ветхая одновременно. Хранитель не разрешил фотографировать, хотя показывал свои сокровища с удовольствием. Это были черепа жертвенных животных, средневековые ордена в бархатных коробках, серебряные фигуры — скульптуры с глазами из драгоценных камней.

Пребывание в башне Хранителя еще больше убедили Стаса, что этот день не настоящий. Мелодия дня, несмотря на присутствие Ларисы, оставалась не радостной, а пугающей, наполненной тяжелой мистикой. Зачем она привела его в пространство могущественных вещей, а не туда, где можно остаться вдвоем? Ее тело могло все объяснить, все расколдовать… поэтому люди говорят: «я хочу тебя», и это все равно, что сказать «я хочу жить». Что мы любим все-таки, когда любим — тело или душу? Или любим тело, потому что жаждем осязаемо прикоснуться к душе? Нас дразнят как детей, ловим ладонями воздух.

— Вы в Москве такого не видели? — спросил Хранитель, удивив гостя неуместностью вопроса.

— О нет, такого нигде больше не увидишь, — ответил Стас вежливо. И тут же вспомнил, что подобное собрание видел в Португалии, в ангаре галериста Александро Амараль Игнасио Бежа да Сильва. Но Алекс Бежа из Коимбры был торговец искусством, поэтому ценные вещи у него перемежались с сувенирами, на потребу невзыскательному вкусу клиентов. Здесь же, в башне, были подобраны изысканные редкие вещи.