– Ты сам-то хочешь остаться?

– Да, – почему-то Аггу чувствовал, что доверяет ей.

– Я не обещаю тебе, что смогу сотворить чудо, – сказала женщина.

– И не надо…

* * *

– Я не знаю, как быть, Таймацу. Я не в силах решить, как взяться за подобное дело. Мне необходим твой совет, Призрак, поэтому я и пришла.

Соня замерла и затаила дыхание. Кажется, впервые ей удалось сделать так, что она находилась в непосредственной близости от Осенней Луны, а он, занятый разговором с другим человеком, не знал об ее присутствии.

– Одно неосторожное движение с моей стороны, и он погибнет. Если бы ты мог помочь мне, показать… ты знаешь, мне уже многое известно о травах и прочих важных вещах, ты меня всему обучил. Но с таким случаем я за это время не сталкивалась, даже не пыталась вмешаться, если кто-то получал похожие раны.

– Если, как ты говоришь, кость давит на мозг, убери ее, вот и все. Ты справишься, Кейулани. Ты просто боишься, а страх – первый враг успеха. Что с тобой?

– Я впервые нарушила заповедь. Он не гладиатор, – вздохнула та, с кем говорил Призрак.

– И был ранен не на арене. Я надеялась, что те, кто пришел просить за него, сами передумают, откажутся. У него высокий титул.

– Кто же просил?

– Люди Туорга.

– О! – кажется, это известие поразило Таймацу. – Ты растешь, дитя. Тебе делает честь то, что ты ему не отказала. В глазах Единого это дорогого стоит, Кей. Что ж, доведи начатое до конца.

– Неужели ты не придешь, чтобы показать мне, как я должна действовать? – умоляюще произнесла женщина.

– Приду, – помолчав, согласился Призрак.

– Мне трудно отказать тебе. Сколько у тебя там еще людей?

– Немного. Двое. И они будут спать, – заверила она. – Тебя никто не увидит, и ты себя не выдашь.

– Хорошо, Кейулани. Ступай, – велел Осенняя Луна, заканчивая беседу; но женщина медлила, похоже, собираясь о чем-то еще спросить его.

Соня решилась сделать шаг в сторону этих двоих, остро ощущая, что приблизилась к какой-то тайне и желая рассмотреть женщину повнимательнее. Пока же она только по голосу определила, что это вообще женщина: та была облачена в бесформенную одежду и закутана в плащ, полностью скрывавший ее фигуру.

Над Бельверусом сгустились вечерние сумерки. Серое на сером было почти неразличимо. Но Соня могла бы поклясться, что прежде видела это создание, требовалось только вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. И тут она поняла. Старуха, бродившая возле дома, вот это кто! Конечно, никаких сомнений. Таймацу тогда сделал вид, будто не понимает, о ком Соня его спрашивает, отделавшись иносказаниями. Значит, на самом деле Призрак прекрасно понимал, о ком шла речь.

Но голос женщины совершенно не соответствовал преклонному возрасту. Скорее, он мог принадлежать куда более молодой женщине, хотя и был низок и глуховат.

– Как… он? – наконец, снова заговорила Кейулани, и в ее коротком вопросе было слишком много чувства, тревоги и любви, чтобы можно было предположить, будто речь идет о ком-то ей безразличном.

– Ты сама видела, – отозвался Таймацу, – хотя я и сожалею о том, что допустил это. Но ты очень упряма, дитя.

Во второй раз он употребил обращение, менее всего соответствующее предполагаемому возрасту его собеседницы. Ничего себе «дитя», прожившее чуть не сотню лет… если только это действительно так. Имя «Кейулани» Соне ни о чем не говорило – девушка впервые слышала его.

– Иди же, – с нажимом проговорил Осенняя Луна, – тебя ждут.

Женщина, опустив голову, не тронулась с места, словно замерев в нерешительности, потом склонилась над росшим возле самой дорожки розовым кустом.

– Он все еще здесь, – тихо сказала она. – И даже выбросил молодые побеги. Знаешь, как говорил о розах Эльбер? Однажды он сказал мне, что они – это любовь, превратившаяся в цветы. Ты ухаживаешь за ними, поливаешь, а они только и делают, что дразнят тебя: выбросят бутоны, которые в один прекрасный день осыплются, так и не раскрывшись. Ты рыхлишь землю, а они колют тебя шипами. Но когда распускается хоть один-единственный цветок, это стоит любых трудов и боли…

– Если этому верить, то борись, не боясь шипов и заморозков, – отозвался Осенняя Луна. – Избранный обязательно получит свою награду, Кейулани.

Как терпелив и добр он был с этой женщиной! Соня никогда не слышала в голосе Таймацу такого участия и заботы.

– Ты так думаешь? – спросила та. – Ты вправду веришь, что бывает такая любовь на свете? Которая сильнее любых заморозков? Ты… когда-нибудь встречал ее?

– Да, дитя, – Соня услышала, что островитянин улыбается. – И ты тому живое подтверждение.

Соня терпеливо дождалась, пока они расстанутся, и женщина наконец уйдет. Но после этого она, собравшись с духом, сама подошла к Призраку.

– И что все это значит, Осенняя Луна?

Он ничуть не удивился и не выказал возмущения тем, что она подслушивала.

– Неужели ты еще сама ни о чем не догадалась, дочь Рыси? Едва ли ты настолько глупа.

– Значит, под могильной плитой в склепе Ишума ничего нет, – проговорила Соня, отчетливо слыша, как колотится собственное сердце. – Я так и знала. Глария не умерла.

– Здесь ты ошибаешься. Глария мертва, но родилась Кейулани.

– Все равно, это один и тот же человек, – настаивала Соня. – Не представляю, как ты это проделал, как выдал живую за умершую, где скрывал ее…

– Здесь, в этом доме, в течение нескольких лун, она была в безопасности со мною. Мне удалось показать ей, что новая жизнь тоже имеет смысл.

– Но почему этот образ? Она ведь еще молода!

– Образ вполне соответствует сути. Слишком длинную жизнь надо прожить, чтобы у человека появилось так' много шрамов на сердце, как у Кейулани.

– У Гларии.

– У Кейулани, – вновь настойчиво поправил он. – Забудь все, что видела и слышала, Соня. Эльбер не имеет права знать, не имеет права еще раз погубить то, что мне удалось сохранить, собрать воедино – поверь, это было нелегко. Я допустил, чтобы тебе стало известно больше, чем следует, лишь потому, что ты, раз усомнившись, непременно примешься сама во всем разбираться и искать истину, безрассудно и безоглядно, и в таком случае, конечно, потянешь Эльбера за собой. Но теперь для тебя уже нет никакой тайны, и ты можешь успокоиться. Не делай людей еще более несчастными, чем они и так уже есть. Часто бывает, что, желая совершить доброе дело, мы лишь наносим непоправимый вред. Подумай об этом, прежде чем что-либо совершать. Эльбер не заслуживает Гларии. Он еще слишком слаб.

Но Соня решилась поспорить с Осенней Луной. Она знала, что перечить ему себе дороже – пример того же Эльбера был у нее перед глазами. Недовольный его недавней вспышкой, Таймацу заставил Белого воина проводить тренировки по шестнадцать часов в день, не считая длительных медитаций, чтобы привести его дух в надлежащее состояние. Как бы ни был вынослив и силен Муонг, это было слишком даже для него. Соню, очень возможно, ожидало похожее наказание, если она не промолчит, но…