— Вытянулся, возмужал, — заявил Фащевский, с удовольствием рассматривая Сашку. — Не удивлюсь, если ты пол-Европы прошагал. Воевал?

— Так точно, Антон Иванович. Под конец даже взводом командовал.

До сего дня Тимофея подтачивало сомнение относительно внешности нежданно объявившегося племянника. Порой его зрительная память, истерзанная алкоголем, все же малевала в сознании реальный довоенный Сашкин портрет, черты которого почему-то довольно-таки плохо совпадали с внешностью родственника, вернувшегося с фронта. В такие мучительные минуты Тимофей пожимал плечами и спешил отогнать эти мысли. Они были непонятными потому, что он не видел в подмене никакого смысла. На кой черт кому-то прикидываться его племянником? Что за выгода в этаком фокусе? Уж не в том ли, чтобы унаследовать полуподвал, пропахший плесенью? Глупости.

Так рассуждал старый дворник. Однако сейчас, когда Сашку признал не кто-нибудь, а сам директор мужской семилетки, последние сомнения враз растворились.

— Присаживайтесь, что ж вы стоите? — суетился директор. — Вот сюда, пожалуйста.

Племяш с дядькой уселись на стулья, стоявшие вдоль стены, увешанной грамотами и красными вымпелами.

После этого Сашка сразу перешел к делу:

— Работу я ищу, Антон Иванович. С рукой у меня не все в порядке после ранения, поэтому шофером, как раньше, не смогу. Вот и пришел к вам за советом.

На самом деле директор школы Антон Иванович Фащевский видел Александра второй раз в жизни. В первый раз они встретились несколько дней назад, во время подготовки операции по внедрению Василькова в банду. Тогда Фащевского вызвали в отдел народного образования якобы для участия в совещании. Однако вместо нудного мероприятия с ним встретились три сотрудника МУРа. Это были Старцев, Егоров и Васильков.

Антон Иванович был членом ВКП (б), слыл ответственным работником и надежным товарищем, поэтому сыщики решили говорить с ним без обиняков. Не вдаваясь в подробности, они объяснили ему ситуацию и попросили подыграть. Тот внимательно выслушал офицеров, задал несколько вопросов и в итоге дал свое согласие.

— Увы, Саша, рад бы тебе помочь, да не получится, — со вздохом проговорил он, выслушав бывшего ученика.

— Что так? — с расстройством осведомился тот.

— Видишь ли, во‐первых, вакансия учителя труда занята. Во-вторых, я слышал, что до войны ты был осужден и отбывал срок. Это правда?

Сашка поморщился, но все же мотнул головой и ответил честно:

— Было дело, подрался по глупости. Но я ведь отсидел, Антон Иванович! За что же меня второй раз наказывать?

Директор выдвинул ящик письменного стола, покопался в нем, отыскал какой-то документ, положил перед собой и накрыл ладонью.

— Я бы тебя взял, Саша. Ну, допустим, вести какой-нибудь технический кружок с начислением трети учительской ставки. Есть такая рекомендация в этом документе. Но в нем же через две страницы четко прописано: «К обучению допускать профессиональных педагогов, не привлекавшихся к уголовной и административной ответственности». Так что, Александр, извини. Не получится. Не утвердят тебя в районном отделе образования.

— У нас тут, в Москве строго было, почитай как на ваших фронтах.

— На фронте вплоть до расстрела, — подтвердил племянник. — Особенно за невыполнение приказа.

Тимофей размял ложкой вареную картофелину, обильно посыпал ее солью, отправил в рот, прожевал и продолжил:

— По городам указ, к примеру, действовал о затемнении. Ежели прошло объявление по радио об угрозе авианалета, так все, тушите свет. С этим делом настолько было серьезно, что патрули стреляли по окнам забывчивых граждан. Чтоб напомнить, значит. Машины колесили с нафарниками, а гражданам стали продавать светящиеся карточки по рубль шестьдесят каждая. Цепляешь ее на одежду и следуешь по улице, чтоб лбами в темноте не сойтись.

Васильков слушал дядьку и ломал голову над тем, как бы осторожно, не выдавая любопытства, вывести его на нужную тему. Выпитая водка мешала ему творчески мыслить, а без этого трудную задачу решить было невозможно.

— Не хватало еды, постоянно были перебои с электричеством, отоплением. Но хуже всего дело обстояло знаешь с чем?

— С чем?

— Вот! Не знаешь. Тогда ответь мне, с какой стати в московских аптеках пропали шалфей, чабрец, а заодно измельченный дубовый лист в пакетах? — с пьяной хитрецой любопытствовал Тимофей. — Тоже не знаешь?

Александру надоело напрягать мозги, выискивать ответы на каждый каверзный вопрос Тимофея. Он промолчал.

— Вот! — Дворник опять по-своему понял его молчание. — А они потому пропали, что наметился страшный дефицит табака. Все подчистил наш брат-куряка! Я самолично и чай курил, и хмель, и вишневый лист. На Преображенку пешком топал за табачком. Там стакан махорки по десять рублей спекулянты продавали. Правда, сволочи, сено подмешивали. А спички!

— Что с ними? — Васильков едва сдерживался.

— Так и их не было! За неимением спичек люди днем, при солнышке использовали лупы, а в другое время высекали искру и подпаливали трут из старого бинта. Так-то вот.

Готовясь к операции по внедрению Александра в банду, сотрудники МУРа выяснили, что дворник Тимофей Аверьянов дружен с неким Иннокентием Разгуляевым, администратором ресторана «Гранд». Это было то самое заведение, куда любили захаживать всевозможные сомнительные личности, связанные с московским криминалом.

Когда-то Тимофей оказал Разгуляеву услугу, каким-то образом облагодетельствовал его. Дознаться об этом операм не удалось. Им доподлинно было известно, что раз в два-три месяца дворник наведывался к служебному входу ресторации, где встречался и недолго беседовал с Разгуляевым. После чего он получал от него газетный сверток и топал домой.

Разгуляев являлся первой целью в сложной комбинации внедрения Василькова. Если бы ему удалось каким-то образом выйти на администратора «Гранда», то успех операции был бы практически обеспечен.

— Ленинградской блокады в Москве, слава богу, не случилось, да все одно жили впроголодь, — сказал Тимофей, выцеживая последние капли из опустевшей бутылки. — Нас земля спасала. Весной сорок второго народ вооружился лопатами и перекопал под огороды все пустыри и пригороды. Кому-то, между прочим, достались участки на кладбищах. Да, племяш, люди и там грядки делали. Не тронули только мостовые с тротуарами, а остальное все засеяли картохой. — Тимофей подпалил очередную «беломорину» и вдруг закашлялся.

Эта напасть одолевала его так сильно, что Александру пришлось зачерпнуть кружкой воды из бака, стоявшего на полу, и долго отпаивать страдальца.

Наконец-то кашель успокоился. Дядька попросил еще водки. Его кружка была пуста, и Сашка отдал ему свою порцию.

— Вот ты меня спросишь, почему, мол, ты, Тимофей, начал пить? Спросишь? — прохрипел тот, опрокинув в себя остатки алкоголя.