Он был мрачен, неразговорчив и взвинчен.

Бойко удивленно посмотрел на него и повторил прежний ответ:

— Молчит.

— А Костя его хотя бы видел?

— Вчера они с дедом-дворником ходили в коммерческий магазин и на рынок. Домой вернулись под вечер, с продуктами и водкой.

— Черт возьми. — Старцев тяжело вздохнул. — Я уже, признаться, жалею об этой затее. Отправили мы товарища на верную погибель, в самое логово бандитов, мать их за ногу!

Солнце почти добралось до зенита, очередной денек грозил стать самым жарким в июне. Ни облачка в небе, ни порыва ветра. Даже глухая тень не спасала от зноя.

Старцев с Бойко прогуливались вдоль парапета, приподнятого над асфальтом. Ворота всех пакгаузов были распахнуты, внутри специалисты угрозыска совместно с сотрудниками продовольственной базы проводили внеплановую ревизию. Проще говоря, они считали, сколько исчезло товара после ночного бандитского налета.

— Костю тоже предупреди, чтоб был поосторожнее. Каждый день туда пусть не шляется. Райончик тот еще.

— Само собой, — сказал Бойко. — А у вас как? Нашли что-нибудь?

— Глухо, — со вздохом ответил Иван. — Чисто работают, сволочи. Три трупа и ни одного нормального следа.

Об ограблении продовольственной базы Северного вокзала стало известно лишь утром, когда к проходной стали подтягиваться сотрудники и рабочие. Они сразу же заподозрили неладное. Ворота открыты, собак нет, охранников не видно. Заглянули в сторожку, а там!. Тут же позвонили в милицию. Прибыл наряд, осмотрел место происшествия и сообщил в МУР. Ну и завертелось.

Первый охранник был убит двумя ударами ножа — в сердце и в шею — внутри сторожки. Там же его и обнаружили утром на полу, залитом кровью. Два других сторожа приняли смерть на территории во время обхода. Один за дальним пакгаузом. Бандиты его нагнали сзади и сразили сильным ударом по голове. Может, фомкой или еще чем тяжелым. Последний охранник, бородатый мужик лет шестидесяти, лежал шагах в тридцати от главных ворот. Его свалили выстрелом из пистолета, а добили опять же ножом. Нашли и двух собак, отравленных ядовитой пищей.

— В общем, Олесь, сработали уголовники профессионально и чисто, — проговорил Старцев. — Нашли мы следы от колес тяжелой машины, грузовика или автобуса. Недалеко от ворот валяются осколки разбитого стекла. Сторож успел разок выстрелить из берданки и, похоже, попал в окно уезжавшего транспорта.

— И это все? — разочарованно спросил Бойко.

Иван поморщился и ответил:

— Практически да. Еще пара окурков у ворот пакгаузов, сожженные спички. Ну а ты разузнал что-нибудь?

Несколько минут назад Бойко вернулся с обхода прилегающих жилых домов. По его безрадостной физиономии Старцев сразу угадал, что толку от опроса общественности не было, и все же спросил. Так, на всякий случай.

— Бесполезно, — сказал Олесь и махнул рукой. — Одна молодая женщина вставала ночью к плачущему ребенку и слышала шум работающего мотора, но не придала этому значения.

— А выстрелы?

Олесь сокрушенно покачал головой и промолчал.

— Не мудрено, — произнес Иван. — Грузовики шныряют по этой дороге довольно часто, ну а выстрелы… она могла в это время просто спать.

Основная работа сыщиков по осмотру места преступления, фиксации тел и следов была вскоре закончена. Результаты внеплановой ревизии интересовали Старцева гораздо меньше, чем все остальное. Какая разница, сколько будет значиться в документах украденных вещей и ящиков с продовольствием? Бандиты наверняка позарились на самое ценное. Большую часть этого добра они быстро продадут или обменяют.

Штатный фотограф группы Игнат Горшеня продолжал снимать тела погибших охранников, следы, замки и пломбы, сорванные с дверей, — в общем, все то, что впоследствии могло пригодиться расследованию.

— Игнат, останешься здесь до окончания ревизии, — сказал ему Старцев. — Когда члены комиссии подпишут заключение, захватишь одну копию и привезешь в управление.

— Понял, Иван Харитонович. А вы?

— Мы отчаливаем на Петровку.

Сотрудники МУРа, входившие в состав оперативно-розыскных групп, трудились на выездах либо в общих кабинетах. Вне управления они осматривали места преступлений, опрашивали свидетелей, искали улики, случалось, что следили за подозреваемыми или проводили другие оперативные мероприятия. В кабинетах управления на Петровке их ждала рутинная работа: допросы задержанных и арестованных, заполнение документации, изучение архивных данных. Правда, иногда эта жуткая скука прерывалась довольно оживленными совещаниями, на которых обсуждался ход расследования. В бурных спорах зачастую и рождались самые гениальные идеи.

Большое по площади помещение, где подчиненные майора Старцева проводили половину рабочего времени, имело правильную, почти квадратную форму. По внешней длинной стене размещались три высоких окна, между ними стояли письменные столы. Вдоль других стен высились шкафы и сейфы с различной документацией. Таковых не было только в двух местах: у дальней торцевой стены, где стоял начальственный стол Старцева, и в дальнем от двери углу с небольшим закутком, ласково именуемым столовкой.

В закутке стоял кухонный стол, покрытый полосатой клеенкой, купленной в складчину. Что-то сотрудники принесли из дома, а все остальное тоже приобреталось на общие деньги. Электроплитка, алюминиевый чайник, кружки, ложки, нож, банка с сахаром, керамическая солонка. Под газеткой всегда имелся дежурный набор продуктов.

В настоящей столовой, расположенной на первом этаже управления, кормили только раз в сутки, и оперативники иногда просто не успевали там перекусить из-за срочных дел или выездов. К тому же рабочий день сыщиков был ненормированным. Когда того требовало дело, им приходилось пахать и по сорок восемь часов без продыху.

Поэтому НЗ в виде буханки хлеба, луковицы и парочки банок простеньких рыбных консервов всегда спасал. Случалось, что кто-то из офицеров приносил пирожки, испеченные супругой, шматок сала, добытый на рынке, или несколько пачек концентратов. Тогда в столовке устраивался самый настоящий праздник.

Курили опера здесь же, у открытых окон или форточек. А Старцев давно облюбовал подоконник среднего окна, где подолгу сиживал с папиросой во рту, обдумывая детали очередного расследования.

По заведенному обычаю, Иван появлялся на службе первым. Зафиксировав свой приход в журнале дежурного, он поднимался в кабинет, набирал в чайник воды, ставил его на плитку. Затем, прихрамывая на искалеченную ногу, открывал окна, дабы проветрить насквозь прокуренное помещение. Заварив свежий чаек, он топал по лестнице наверх, в кабинет комиссара Урусова. Там в ходе короткого десятиминутного совещания начальник МУРа знакомил старших оперативных групп и своих заместителей с криминальными новостями столицы, ставил задачи на рабочий день, отдавал распоряжения.

Вернувшись в отдел, Иван наливал в кружку горячего чая и усаживался на любимый подоконник. Наслаждаясь напитком и выкуривая папироску, он дожидался прихода подчиненных.