Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, мне сейчас лучше уйти.
— Нет уж, черта с два ты теперь не сбежишь! — рявкнул Тайрен.
— Прекрасно! — закричала она. — Так что же ты никак не скажешь, что собрался мне сказать? И покончим с этим!
Он оставил в покое бутерброды, шагнул к ней и встал совсем близко.
— Я хочу знать всю правду, — твердо сказал он. — Всю до последнего слова. Мне кажется, я заслужил хотя бы это — откровенность.
— Я не могу сказать тебе всего, — покачала головой Дженна. — А то, что могу, скорее всего, не удовлетворит тебя.
— Да мне не надо, чтобы ты меня удовлетворяла! — Тайрен скрипнул зубами. Дженна — единственная женщина, которая когда-то его действительно удовлетворяла. Проклятье! Почему именно она должна быть единственной, кто сводит его с ума? Почему это не может быть какая-нибудь другая женщина?
— Я хочу знать, — стараясь усмирить гнев, сказал Тайрен, — почему за все эти годы ты ни разу не пришла ко мне, почему хотя бы не сказала, что уезжаешь?
Дженна снова покачала головой.
— Сожалею. Я не могла.
— Это не ответ!
Они стояли так близко, что он мог видеть крошечные золотые точечки на радужке ее глаз и вдыхать цветочный парфюм, которым она пользовалась еще в школе. Некоторые вещи не меняются…
— Я… я должна была уйти, Тайрен, — запинаясь, проговорила Дженна. — Отец не оставил мне выбора.
— Стало быть, ты винишь своего отца? — усмехнулся он.
— Нет, я виновата сама, — безжалостно и печально сказала Дженна, — я лишь пытаюсь объяснить тебе обстоятельства.
Действительно, встав на ноги, сделав карьеру, устроив свою жизнь, Дженна поняла, что не вправе обвинять отца во всех своих неприятностях. Она была совершеннолетним человеком, она имела образование, у нее был любимый человек. Достаточно было просто довериться Тайрену и поверить в себя. Вот и все.
— Ну и что же это за обстоятельства? — Тайрену не хотелось, чтобы его слова звучали так желчно, но обида и боль непроизвольно прорывались в голосе. Он четыре года ждал ответов, и вот… не может справиться с собой. — Мне казалось, между нами было что-то особенное.
— Оно и было. — Слова упали, как цветочные лепестки.
— А между тобой и тем парнем в Окленде — нет? — Сердце его колотилось как бешеное.
Дженна беспомощно опустила руки и выдохнула:
— Нет.
— К черту, Дженна! — Тайрен повысил голос. — Так что же это было тогда? Настолько важное, что ты должна была исчезнуть просто так.
— Я должна была уйти… Я боялась, что если этого не сделаю…
— Мамочка? — Голосок Синди из столовой.
Дженна перевела дыхание.
— Тайрен…
— Это еще далеко не все, — прошептал он.
— Мамочка?
— Я здесь, Синди.
Малышка появилась в дверях, за ней — Кири.
— У Тайрена есть пони! Я его водила… водила… — Синди беспомощно посмотрела на Кири.
— По загону, Маленькое Солнышко, — подсказала старая женщина.
Дженна улыбнулась.
— Это же здорово, Синди.
— Ты на правильном пути, станешь настоящей наездницей, — сказал Тайрен. И его голос потеплел.
Дженна подошла к дочке и взяла ее за руку.
— А теперь нам уже пора, солнышко. Через полчаса я должна быть на примерке у миссис Уоррен. — Она невольно бросила взгляд на недоделанные бутерброды. — Мы можем быстренько перекусить по дороге.
— Я не очень хочу. — Синди подпрыгнула. — Я ела морковку, и Кири дала мне хлеб. Знаешь, мамочка, какой? Внутри кукурузочные зернышки! — Девочка аккуратно отняла у мамы руку, обняла Кири и после этого подбежала к Тайрену.
Он прижал девчушку к себе и вдруг удивился, как ему грустно оттого, что они уходят. И разговор с Дженной не завершен. Они так и не сказали друг другу чего-то очень важного.
— Она стала очень красивой женщиной, — сказала Кири, когда машина с Дженной и Синди скрылась из виду.
— Да. — Тайрен не испытывал желания обсуждать Дженну.
— Дочка вся в нее.
Он кивнул.
— Но у нее глаза ее отца.
Тайрен изумленно обернулся к бабушке. Как, ради всего святого, она может это знать? Она ведь никогда не видела бывшего мужа Дженны.
— Правда таится в сердце, но ее видно через глаза, — улыбнулась старая женщина. — Ты не видишь того, что прямо перед твоими глазами.
— О чем ты? — непонимающе нахмурился он.
— Синди — твой ребенок, Тайрен.
— Тайрен! — Бабушка звала его, но маленький мальчик не хотел отзываться. Он сидел на берегу океана и смотрел, как волны набегают на черный песок и с тихим шелестом откатываются назад.
Мама умерла три дня назад. Кири сказала, что она болела, а теперь ей хорошо, она вместе со своими предками. Еще пять дней назад он и не знал, что у него есть большая семья, его народ. Он был просто маленьким мальчиком с окраины небольшого городишки. У него была мама, он ходил в первый класс. Теперь же все изменилось. Мама умерла. У него есть бабушка. И они маори.
Он не один. У него есть его народ.
Сначала мальчику очень нравилась жизнь у маори. Они с бабушкой жили в небольшом домике, Кири вместе с другими женщинами занималась изготовлением традиционных маорийских товаров, которые пользовались большим спросом у туристов, Тайрен учился в школе. К пятнадцати годам он был лучшим учеником, но почти полностью забыл английский. Тогда же он принял татуировки, стал мужчиной. Конечно, маори — один из официальных языков Новой Зеландии, но без английского невозможно жить вне поселений маори.
Племя приняло его, как родного. Кири все уважали. Но в шестнадцать Тайрен понял, что благополучие иллюзорно. В племени оставалось все меньше молодых людей, многие, как и его мать много лет назад, предпочли уйти в города в поисках счастья. Большой мир забирал молодежь.
Все чаще Тайрен стал пропадать вечерами в Большом Доме, внимательно слушал разговоры старейшин, пытаясь вникнуть во все проблемы жизни племени. Его заметили. Его приняли, его стали обучать. Но он все яснее понимал, что недостаточно быть маори, чтобы решить проблемы маори. Нужно нечто большее.
Большой мир позвал и Тайрена, как многих до него.
— Бабушка, я должен уйти.
Кири медленно кивнула.
— Я знала, что так случится. Поговори с Нгата.
Тайрен не послушался бабушку. Ему казалось, что старейшины не смогут ему помочь.
Как же он ошибался.
Не знавший отца, рано потерявший мать, Тайрен стремился найти семью, но подсознательно бежал от близких отношений, избегал просить помощи и не умел ее принимать.