Священник, закончив службу, перекрестился и обратился к старому Гильше:

— Добрый человек, я давно должен был вас причастить. Я это сделал. Теперь мы квиты.

Смысла этих слов Ломм Гренн не понял.

Тем временем священник собрался уходить.

— Идите на вашу работу, — сказал он поденщику. — Вы придете туда очень рано.

Когда Ломм пришел в Керниз, он и вправду увидел на ногах только одну служанку в кухне.

— Как вы сегодня рано! — сказала она ему. — Никто еще не вставал, и я даже огня не развела, чтобы приготовить похлебку.

— Тем лучше, — ответил Ломм, — по крайней мере, никто не скажет, что я лентяй.

И пока готовилась похлебка, он пошел задать корму лошадям. Когда он возвратился завтракать, он услышал, как один из сидевших за столом сказал:

— Слышали новость? Старик Гильше умер этой ночью без причастия.

— Но это не так! — вскричал Ломм. — Гильше умер, как подобает христианину, я сам был при нем, когда священник его причащал. Я видел, как он его благословил.

И Ломм стал рассказывать, как это было.

— Вот тебе раз! — воскликнул работник, который сообщил новость. — Да я только что встретил одного из тех, кто дежурил возле Гильше, их было двое, и они оба так крепко заснули, что даже не заметили, когда Гильше отдал Богу душу! Того, которого я встретил, зовут Ив Мене, он шел в село за крестом и очень боялся, что скажет ему теперь настоятель.

— Нет, я сам должен в этом разобраться, — прошептал Ломм Гренн, — пойду-ка я к священнику.

И он отправился к священнику домой.

Когда он закончил свою историю, настоятель церкви сказал:

— Могу только утверждать, что священник, за которым вы пошли, не из этого мира. Легкомыслие обоих дежуривших могло бы стать причиной вечного осуждения старика Гильше. Но у Бога всегда есть что-то в запасе, чтобы спасти человеческую душу.

Ломм Гренн вернулся к своей работе. Но с той поры он стал задумчивым и серьезным, почти печальным. Весной он умер.

Женщина и две собаки

Это произошло в те времена, когда полотно Нижней Бретани славилось больше всех других. И не было тогда ни в Пенвенане, ни в округе прядильщицы более искусной, чем Фан Ар Мерре из Крек’х-Авеля. По средам она ходила в Трегье продавать свою пряжу. Как-то однажды, во вторник, она подумала: «Завтра надо встать пораньше». И с этой мыслью легла спать.

Среди ночи она проснулась и очень удивилась, увидев, что было уже совсем светло. Она поспешила встать, оделась, бросила на плечи мешок с мотками пряжи и пустилась в путь.

Дойдя до подъема к Кроаз-ан-Брабант, она столкнулась с каким-то молодым мужчиной. Они обменялись своим «здравствуйте» и вместе дошли до придорожного креста.

Там мужчина взял Фан Ар Мерре за руку и сказал: «Остановимся здесь». Он оттеснил ее к обочине, к самому краю, и встал перед нею, словно хотел от чего-то защитить. И почти тут же Фан Ар Мерре услышала страшный шум. Никогда ей не доводилось слышать такого грохота. Можно было подумать, что в разных направлениях мчится целая сотня груженых телег.

Грохот становился все ближе и ближе. Фан дрожала всем телом. Но тем не менее она старалась увидеть, что это было такое.

Какая-то женщина мчалась по дороге, не переводя дыхания, так быстро, что концы ее чепца бились, словно крылья птицы. Ее босые ноги едва касались земли; как дождь, падали с них капли крови. Распущенные волосы разметались за спиной, она в отчаянии размахивала руками и страшно кричала. Это был крик, исполненный такой муки, что Фан Ар Мерре похолодела до кончиков ногтей. Женщину преследовали две собаки, казалось, они спорили, кому достанется ее сожрать. Одна из собак была белая, другая — черная. Это от них шел такой страшный грохот. На каждый их прыжок отзывалось чрево земли.

Женщина мчалась к кресту.

Фан Ар Мерре увидела, как она бросилась к ступеням распятия. В это мгновение черная собака успела схватить ее за подол юбки. Но женщина, рванувшись, обхватила обеими руками крест и вцепилась в него изо всех сил. Черная собака тотчас пропала, издав напоследок ужасный лай.

Белая собака осталась сидеть возле несчастной и принялась зализывать ее раны.

Молодой мужчина обернулся тогда к Фан Ар Мерре:

— Вот теперь вы можете продолжить ваш путь. Сейчас только полночь. Больше не пытайтесь увидеть то, что вы видели. Я не всегда рядом, чтобы вас прикрыть. Есть такие часы, когда нельзя быть на дороге. Когда придете в Кервену, войдите в тамошний дом, вы найдете в нем человека, готовящегося умереть. Проведите остаток ночи у его изголовья, читайте молитвы за него и не уходите оттуда до зари. А я — ваш ангел-хранитель.

Анку — это рабочий смерти.

* * *

Человек, умерший последним в году в своем приходе, становится Анку этого прихода.

Анку представляют то как очень высокого, очень худого мужчину с длинными седыми волосами, с лицом в тени широкой шляпы, то как скелет в саване, с головой, которая все время вращается вокруг позвоночного столба, словно флюгер, чтобы Анку мог одним взглядом охватить всю местность, которую он обязан пройти.

* * *

Тот ли, этот ли, но в руке он держит косу. Она отличается от обычной косы тем, что острой стороной повернута наружу. Поэтому когда Анку «косит», он не тащит косу к себе, как это делают косцы и жнецы. Он ее бросает впереди себя.

Повозка Анку примерно такая же, как телеги, на которых в старину везли хоронить покойников. Обычно в нее впряжены цугом две лошади: передняя — тощая, изнуренная, едва держится на ногах, а коренная — сытая, с блестящей шерстью и хорошо тянет.

Анку стоит стоймя в повозке.

Его сопровождают два спутника, оба они идут пешком. Один ведет за узду головную лошадь. Другой обязан открывать заграждения на полях, ворота во дворы, двери домов. И он же грузит на повозку мертвых, которых «скосил» Анку.

Повозка смерти

Это было вечером, в июне, в погоду, когда лошадей на ночь отпускают пастись.

Один молодой мужчина из Тезелана вывел своих лошадей на луга. Когда он возвращался, посвистывая, — а ночь была светлая, взошла полная луна, — он услышал, как навстречу ему по дороге едет повозка, ее плохо смазанная ось поскрипывала: жик, жик!

Он сразу понял, что это могла быть только повозка Анку.

— Вот и хорошо, — сказал он себе, — наконец-то я своими глазами увижу эту телегу, о которой столько говорят!

И он скатился в канаву и спрятался там в зарослях орешника. Оттуда он мог видеть все, оставаясь незамеченным.

Повозка приближалась.

Ее тащили три белые лошади, запряженные цугом. Повозку сопровождали двое мужчин, оба в черной одежде и в широкополых шляпах. Один из них вел под уздцы головную лошадь, другой стоял на передке телеги.