— Испробуй же на вкус и следующий наш напиток: это мировур, он редок на нашем столе; придаёт он силы и бодрость, а делается он с использованием неувядающих цветов дерева Йаванны.

После же всего, отъехал гном в свои края обратно, и по пути в своё королевство повстречался с королём эльфийским, Мейленггром, что прибыл из равнин в совершенном здравии и скакал на вороном коне в ту же сторону, что и Сигрун.

— Знавал я двух величайших гномов — Нейна и Зайна, — Начал эльф свою речь так. — Теперь же довелось мне лицезреть и Сигруна, которого не зря теперь повсюду кличут Победителем! Весьма лицеприятен ты мне, и сочту за честь скакать я рядом, бок о бок, ибо давненько не бывал я в краю вашем — коль ты не против.

— Может, наоборот? — Краснея, улыбался гном.

И прибыл Сигрун прямо на Совет, где гномы короля себе искали. И нашли его в лице Сигруна, встретив, как героя.

— Нехорошо это, Сигрун, после пораженья великанов ехать к эльфам в их лесок. — Нашёлся Фнатт, гном дерзкий, беспокойный.

— Ждали мы тебя; мы ждали короля. — Сказал ещё один гном.

— Да какой с меня король, коль просто воин я с рожденья? — Смеялся от души Сигрун, прекрасно понимая, что гномы обожают и его, и эльфов, и попросту скучали.

— Послушай мудрого совета у Совета. — Внёс лепту тут Мейленггр.

— А, и ты тут, славный эльф? Какие новости привёз? — Загалдели гномы.

Вообще-то, на Совет не-гномы не допускались, но Мейленггр был им свой, и как родной, ведь многим он напоминал о Нейне, ведь были они с ним огромными друзьями.

— Спешу заверить вас, что весточки хорошие: поженились Рилиас с Вреоной в землях лесных эльфов; а также, после гибели Хелемборда, взяла Альтинда, дочь его, и скипетр, и жезл — бразды правления теперь в её руках.

И дозволили Мейленггру присутствовать на Совете, и держали гномы Совет семь дней, хотя уж на шестой всем было ясно, кого хотели королём. И избрали гномы Победителя, и не смел Сигрун им отказать. И воссел Сигрун на трон из лилового мрамора, и воцарился в Гномгарде. И возвысил он по правую руку наиболее сильного из гномов (после него), и заделал заместителем; и усадил по левую руку наиболее смышлёного из гномов, и только тогда угомонился. И закатили гномы пир на весь мир, и ели, намазывая на свои твердокаменные лепёшки, вересковый мёд, что гостинцем привёз им Мейленггр из равнинной части королевства Эльфхейм.

И пробыл Мейленггр во владениях гномов ещё три недели, но внезапно нашёл там свою смерть, ибо однажды в одиночку пошёл осматривать окрестности Энгерского хребта.

— Так вот ты какая, о великая гора! — Ахнул эльф. — Поистине, и впрямь: высокая весьма. Жаль, драконы ещё спят…

— Зато я давно уж не дремаю! — Сказал некто, выглядывая из-за горы. — Ну, здравствуй, достопочтенный, вечный эльф!

Отпрянул Мейленггр, не веря ни своим ушам, ни своим глазам: он увидел ладони великана, ухватившегося за гору, и саму голову, показавшуюся следом.

— Еттин?! — С недоверием выпалил эльф.

— Он самый, — Кивнул ему громыка и громадина. — А, точнее, его кровный брат. Пришёл я по Сигрунову душу — но, так уж и быть, полакомлюсь тобой; надеюсь, ты не против?

— Как бы не так! — Не осрамился Мейленггр: с собой, не будь дурак, он прихватил эльфийский арбалет.

Что тычешь мне игрушкою своей?

Сие оставь ты для детей!

И рявкнул брат Еттинов, и зашиб Мейленггра навсегда — но, прежде того, успел великий эльф прицелиться, и в грудь врага вошла стрела. И рухнул оземь великан, Мейленггра придавив. И спровоцировал сей грохот извержение Энгера, и вот: раздался гул, и задрожала почва. Ходуном пошла земля, и взмыл вверх с кончика горы столб сначала белый, аки облако. Но после, мгновения спустя, повалил с Энгера чёрный, плотный дым, и переполошились тут проснувшиеся хвостороги, и забили враз тревогу. И цепкими когтями перенесли они свои яйца на безопасное расстояние, но потоки жидкого огня, потоки вязкого пламени неумолимо катили сверху вниз, сжигая на своём пути буквально всё.

В это самое время Шинойя (которая есть великая целительница и прорицательница), уже родив, бродила у горы, собирая травы. И не смогла уберечь она саму себя, ведь у основания горы раскрылись поры, и пошёл оттуда серный газ.

Хоть разорвись: драконы, спасая своё потомство, не могли приблизиться к Шинойе, дабы забрать и её. Более того, один из драконов обжёгся от исходившего с Энгера пара, и летал неважно.

— Бегом в пещеры! Беги, и не поворачивай назад!

Как ни кричали сверху ей драконы; как ни старались предотвратить ужасное — однако ж, не послушалась Шинойя, и женское любопытство пересилило страх: обернулась она на приближающийся шум, и вот: обошли её потоки лавы, пойдя по другому руслу; но тотчас превратилась гномиха в соляной столп… И умерла Зайнова жена, и упокоила её возмутившаяся гора камнепадом. И было лет жизни её двести девяносто девять.

И подоспели гномы, хоть и с опозданьем; и спрятали они драконьи яйца в своих подземельях. И держали их там до тех пор, пока не успокоилась сумасшедшая гора. И благодарны были гномам драконы весьма, и ещё больше укрепилась дружба между ними.

Во времена Сигруна Победителя гномы стали выпекать свои твердокаменные лепёшки — ставший впоследствии наиважнейшим для них боевой хлеб, который содержал в себе растёртые бодрящие зёрна каввы и семена трын-травы (делающие гнома бесстрашным перед лицом опасности), и муку из пяти злаков: хляи, просового зерна, гречихи, солода и пшеницы. Такой хлеб мог храниться годами, и выручал в походе; его размачивали в обычной воде или молоке диких коз, оленей и даже зайцев.

Сигрун же показал себя мудрым и достойным властителем, хорошим и справедливым правителем. И при нём Гномгард стал ещё более сытым и богатым; лучше, чем прежде. Однако ж, пришло время и Сигруну уйти в небытие: воцарился он в возрасте тридцати восьми лет, и процарствовал до конца дней своих; и лет жизни Сигруна было ровно триста, и шёл двести сорок седьмой год Второй эпохи.

И возложили Сигруна в общую гробницу, ко всем прочим гномьим королям, коих было ещё немного, включая Нейна и Ронфутта. И забальзамировали, и захоронили, притворив исполинскую дверь из обсидиана, как и подобает, ибо чёрный был у гномов цветом траура. И воспели о Сигруне великую песнь, и написали о его подвигах множество сказаний и легенд. И тосковал Рилиас в своём лесу, и горевал, ибо в день тот слякотный