Еще одна песня, «Темная ночь», была написана для фильма «Два бойца» летом 1942 года. Композитор Богословский вспоминал, что музыка родилась у него волшебным образом, сразу в готовом виде. Его обычных соавторов не оказалось в Ташкенте, поэтому вызвали не очень известного поэта В. Г. Агатова, чтобы он написал стихи. По словам композитора, Агатов с ходу, почти без исправлений, написал текст, и через несколько часов песня была готова. И даже актер Марк Бернес выучил песню в ту же ночь, хотя подобная оперативность была ему не свойственна (Богословский, интервью, Москва, декабрь 1990 г. Аудиозапись в собственности автора).

Все три перечисленные песни – лирические монологи, в которых выражается надежда на то, что бойца помнят и ждут. «Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь, – поется в «Темной ночи», – и поэтому знаю: со мной ничего не случится». Песня «Жди меня» звучит как заклинание: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди… Жди, когда наводят грусть желтые дожди, жди, когда снега метут, жди, когда жара». В «Огоньке» речь идет о девушке, которая сидит у окна, ждет парня, а на окне горит огонек и помогает бойцу вернуться домой. Независимо от степени реализма эти романтические образы и слова укрепляли в солдатах и матросах веру в то, что те, кого они любят, дождутся их и встретят. А тем, кто остался в тылу, эти тексты служили назиданием, пусть деликатным и косвенным, что нужно хранить верность. Лиризм, слова надежды, красота этих песен должны были подарить хоть немного душевного покоя людям на фронте и в тылу.

Существовали песни, в которых тема расставания рассматривалась не как разлука двух людей, а как разлука с родным краем. Песни – прощания со своим городом, со своей землей создавались исключительно в первой половине войны, когда люди уходили на фронт или эвакуировались из-за угрозы оккупации. Иногда текст корректировался после того, как территорию удавалось вернуть или отразить угрозу. Обычно в таких случаях первоначальный текст дополняли еще одним куплетом или корректировали так, чтобы события относились к прошлому времени. Одна из первых песен этого жанра – «Вечер на рейде», посвященная Ленинграду. Композитор В. П. Соловьев-Седой и поэт А. Д. Чуркин написали эту песню в августе 1941 года, чуть ли не за день до того, как Соловьев-Седой был эвакуирован в Оренбург (в то время Чкалов). В песне отразились личные впечатления композитора, который в один из августовских вечеров в морском порту вместе с другими ленинградцами работал на выгрузке лесоматериалов. Композитор вспоминал:

Стоял чудесный вечер, какие бывают, мне кажется, только у нас на Балтике. Невдалеке на рейде стоял корабль, с него доносились до нас звуки баяна и грустной, задушевной песни. Мы закончили работу и долго слушали, как поют моряки. Я слушал и думал о том, что хорошо бы написать песню об этом тихом, чудесном вечере, неожиданно выпавшем на долю людей, которым завтра, может быть, предстояло идти в опасный поход. И чтобы песня эта звучала так же лирически и задушевно… Как-то сами собой пришли слова «Прощай, любимый город!» [Луковников 1975: 54].

Первая строчка пришла в голову композитору сама собой: «Прощай, любимый город», а вместе с ней и мелодия. Но не было текста, кроме первых трех слов. И композитор обратился к поэту Чуркину, который написал стихи и упомянул в них о «знакомом платке голубом», который мелькнет за кормой. Песня рисует конкретную сцену и вместе с тем является прощанием моряка с городом и девушкой, которых он покидает.

Когда произведение было представлено в Союз композиторов Ленинграда, его подвергли суровой критике за печальную интонацию, сугубый лиризм и отсутствие прямых упоминаний о войне. Соответственно, и в Чкалове песня была композиторами отвергнута [Долматовский 1973: 214]. (В сообщениях о том, кто конкретно прослушивал песню и запрещал ее, имеются расхождения. Соловьев-Седой говорит, что в Ленинграде песню не показывал, а сделал это уже в Чкалове. В других источниках говорится, что Соловьев-Седой показал песню в Ленинграде перед своей эвакуацией и, более того, там ее сразу запели.) Соловьев-Седой не послушал запретов и пренебрег выговорами. Его маленький ансамбль «Ястребок» исполнил песню на фронте под Ржевом весной 1942 года. Сначала песню подхватили солдаты, а потом и вся страна [Соловьев-Седой 1987: 17]. Однако в профессиональных кругах эта песня, написанная профессионалами, не сразу получила признание. В ту пору, когда обсуждался «Вечер на рейде», представление о важном значении лирических песен еще не проникло в официальную пропаганду, которая продолжала настаивать на концепции боевого патриотического марша как единственно эффективного оружия борьбы с врагом. Дальнейшей популярности песни «Вечер на рейде» способствовало то, что ее исполняли бригады артистов на фронтовых концертах, а бойцы передавали песню друг другу и посылали на радио заявки с просьбой ее исполнить. «Вечер на рейде» вошел в концертный репертуар также благодаря усилиям Центрального ансамбля Военно-морского флота из Ленинграда, который получил сочинение от композитора вскоре после того, как оно было написано, и исполнил по московскому радио в 1942 году. Этот ансамбль пережил блокадную зиму в Ленинграде и быстрее прочих оценил потенциал и силу воздействия песни. Даже после победы песня оставалась символом непомерных жертв, которые принес Ленинград. Другие версии этой песни связаны с Севастополем и крымскими партизанами [Луковников 1975: 54–55; Бирюков 1984: 206–207; Бирюков 1988: 195–197].

Еще одна чрезвычайно популярная прощальная песня – «Прощайте, скалистые горы» (музыка Жарковского, слова Букина). В ней говорится о моряках Северного флота, которые покидают скалистое побережье Кольского полуострова и отправляются в Берингово море, чтобы вступить в бой с врагом. Композитор Жарковский прочитал в газете Северного флота стихи политрука морских пехотинцев Букина и, уже написав музыку, познакомился с ним лично. Командующий Северного флота адмирал Головко вспоминал, что эту песню исполняли для британской делегации, во время визита которой после торжественного обеда флотский ансамбль давал концерт. Открывался он, как обычно, песней «Прощайте, скалистые горы». Адмирал признается, что каждый раз эта песня трогала его сердце, особенно в трудные времена [Жарковский 1978: 78].

«Песня о Днепре» (музыка М. Г. Фрадкина, слова Долматовского) стала таким же военным гимном для Украины, каким была «Священная война» для России. Долматовский, который был военным корреспондентом, под Каневом попал с группой красноармейцев в окружение, из которого чудом удалось вырваться, переправившись на левый берег Днепра (поэт числился в списках погибших). Вскоре он оказался в городе Урюпинске, где формировались части Юго-Западного фронта. Пытаясь рассказать о пережитом, он написал