продовольствием и медикаментами. Взят ящик с консервами. Но дело, конечно, не в этом ящике. Сам понимаешь, каково придется партизанам, если по приходе немцев, а это, к сожалению, весьма вероятно, они узнают о схронах. Кстати, ведь там спрятано и оружие.

О схронах знают считанные лица. Двое партизан — они вне подозрений — и несколько наших офицеров...

На следующий день я был уже на хуторе Диброво.

Здесь я выяснил одну любопытную деталь. Неизвестный затратил немало трудов, чтобы скрыть все следы своего пребывания возле схрона. И это ему почти удалось. Подвела мелочь.

Дело в том, что под верхний слой дерна, прикрывавшего тайник, были перпендикулярно положены два плоских голыша. Вот этой-то партизанской приметы неизвестный явно не знал. Видимо, он действительно не из партизан...

Кто же раскапывал схрон?

В штабе армии мне показали список лиц, выделенных для оказания практической помощи партизанским отрядам, которые заранее создавались в прифронтовой полосе. Список был кратким — четыре человека. И один из них — капитан интендантской службы Цветков.

Все встало на место.

Ведь от села, где Цветков совершил побег, до хутора Диброво какой-нибудь десяток километров. И, оказавшись в лесу, Цветков, конечно, не задумываясь, пополнил свои запасы продуктов за счет партизан...

Да, но зачем он попытался опять замаскировать схрон?..

Если он просто грабитель, дезертир, то не наплевать ли ему на такую «деликатность», как маскировка? Налицо была та же странная аккуратность, пожалуй, даже тонкий расчет...

Впрочем, об этом думать было некогда. Гораздо важней найти самого Цветкова.

Где он теперь? Скорей всего недалеко от фронта. Пристроился где-нибудь, как раньше в МТС, и тихо ждет немцев. И можно не сомневаться, что он сразу же выложит врагам все, что знает о схронах, о доверенных лицах, о руководителях партизанского движения в округе. Ведь немцы гораздо лучше встречают предателей, пришедших к ним не с пустыми руками...

Перебазировать схроны поздно, к тому же часть их уже оказалась за линией фронта.

Судьба нескольких партизанских групп оказалась под угрозой. Кто в действительности этот самый Цветков? Только ли дезертир? А может, и вовсе не дезертир?..

Только теперь я понял настоящую цену моей ошибки.

Исправить дело можно было единственным путем — поймать Цветкова. Взяться за это, несмотря на прошлую неудачу, должен был именно я, хотя бы потому, что знал Цветкова в лицо.

Рассказав Пруту обо всем, я попросил разрешить мне свободный поиск. Я ожидал возражений и приготовился настаивать на своем. Но Прут не возражал.

— Выедешь завтра. Хорошо продумай «легенду». И помни, что времени мало. Обстановку на фронте ты знаешь...

Лучший вариант «легенды»

Итак, я начинаю свободный поиск. Иными словами, я должен задержать человека, который скрывается неизвестно где и занимается неизвестно чем. Я могу лишь предполагать, что он поджидает немцев в одном из прифронтовых районов и, возможно, работает по своей гражданской специальности — учителем биологии или, как прежде, агрономом.

Если мои предположения верны, мне остается лишь отыскать преступника среди нескольких сот тысяч жителей прифронтовых районов. В том, что живет он под чужой фамилией, сомневаться не приходится...

Разумеется, лично проверить двести — триста тысяч человек практически невозможно. Но метод исключения значительно сужает круг лиц, интересующих меня.

Отпадают женщины. Отпадают старики, дети, молодежь. Отпадают старожилы.

По существу, я должен искать Цветкова среди мужчин тридцати — сорока лет, приехавших недавно, а таких в каждом районе не так уж много: время военное...

Открыто выслеживать преступника я, конечно, не могу. В маленьких городах и поселках слухи расходятся быстро, и, пожалуй, Цветков услышал бы обо мне прежде, чем я о нем.

Поэтому и нужна «легенда», которая, не возбуждая никаких подозрений, объясняла бы, почему я кочую по прифронтовым районам и ищу недавно появившегося мужчину тридцати — сорока лет.

Перебрав в уме несколько вариантов «легенды», я останавливаюсь на следующем:

«Я приехал с передовой в краткосрочный отпуск. Ищу младшего братишку, который жил с родителями на шахте. Родители погибли при бомбежке, а братишку взял с собой какой-то командир, отчисленный из армии по ранению. Слышал я об этом от людей, фамилии командира не знаю. Говорят только, что поселился он где-то в этих местах».

Подобной историей в то время трудно было кого-нибудь удивить. Я мог спокойно появляться всюду, не привлекая к себе особого внимания.

И вот — поезда, покинутые машины, щербатые шоссе и корявые, продавленные танками проселки.

И вот — кирпичные, с выбитыми окнами здания райисполкомов, домики сельсоветов, хаты, землянки, времянки...

— Вы директор МТС?

— А коли я, так шо?

— Вы понимаете, у меня такая история произошла... Родители жили тут неподалеку на шахте, и братишка с ними... Бомбежка, сами понимаете...

Директор слушает, сочувственно причмокивая. Думает вслух:

— Командир? Агроном по специальности? Ни, такого нема. Петро приехал в отпуск, так то не агроном и вообще хлопец, девятнадцать рокив, може, двадцать. Ни, чого нема, того нема...

Километр за километром, день за днем. Пошли уже четвертые сутки.

— ...Простите, вы заведующий районо?

Немолодой грузный мужчина в гимнастерке с открытым по-граждански воротом поднимает голову.

— Я.

— Вы знаете, у меня такая история получилась. Родители мои жили тут неподалеку, на шахте...

За несколько дней я совсем сжился со своей «легендой». Она обросла подробностями и звучала так правдиво, что я сам почти верил в нее.

Я уже готов был в пятнадцатый или двадцатый раз услышать виноватое «нет», как вдруг заведующий пододвинул к себе железный ящик, видимо, заменявший сейф. Достав какое-то «личное дело», углубился в анкету.

Я следил за ним, почти не дыша. Неужели?..

— Вот этот товарищ принят к нам на работу неделю назад. Временно принят. Фронтовик, по профессии педагог, имеет отпуск по ранению. Работает завучем в Куземовской средней школе. Гуськов Андрей Владимирович, тридцать шесть лет. Впрочем, есть ли с ним мальчик, я не знаю. В анкете об этом ни слова.

Я взял «личное дело». Анкета, автобиография. Гуськов Андрей Владимирович. А справа строчки характерно загибаются вверх. А у буквы «ц» пышный, щеголеватый крендель. А в автобиографии перечислены с небольшими вариациями все цветковские «заслуги»...

Он, никаких сомнений, он!

— Скажите, где находится Куземовская средняя школа?

— Как где? Конечно, в Куземовке. Отсюда до села километров пятнадцать. Рано утром будет рабочий поезд, тогда и доберетесь.

Я не вышел, а буквально выскочил на улицу. Цветков в пятнадцати километрах от меня! Я готов был сейчас же хоть пешком идти, хоть бежать в Куземовку.

В