Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стою на берегу мокрый, растерянный, злой на весь свет.
— Посушимося, товарищ лейтенант?
Я молча гляжу на него.
— Вы поки що скидайте все, а мою шинель надинте. А то як бы не простигнуть.
Ефрейтор ломает ветки ближайших кустов, складывает их шалашиком.
Я сбрасываю шинель, сапоги, бриджи. Шинель Филенко велика мне, завертываюсь в нее, как в одеяло. Ефрейтор проворно сгребает прошлогодние листья, ломает ветки. Потом достает кресало.
...Горит костер. От жухлых листьев валит дым, от сырой одежды — пар. А я сижу у огня, гляжу с наслаждением на его рыжие вихры и никак не могу устроиться так, чтобы тепло было и ногам и спине. Любопытно, а Шерлок Холмс когда-нибудь проваливался под лед?.. Ладно, что там Шерлок — это дело старое. А вот если бы сейчас попался мне Рудольф Собачников, былой властитель моих дум, я бы... я бы искупал его в проруби и не дал сухих кальсон. Пусть в следующей приключенческой повести не забудет упомянуть, что, кроме прозорливости, смелости и глубины психологического анализа, настоящему следователю необходима запасная пара белья...
— Ну, як, лейтенант? — спрашивает Филенко.
— Вполне, — отвечаю я. — Отогрелся. Тронем, что ли? Часа два потеряли...
«Порядок» — это тысяча ответов
Не останавливаясь, мы идем по компасу через лес. Уже в сумерках выходим на мощеную улицу шахтерского городка Кременное. Улица пустынна. На базарной площади — невылазная грязь. Городок прячется за глухими ставнями — может, спит, а может, и нет. Тихо.
Зато у полотна железной дороги, возле обшарпанного полосатого шлагбаума, нас останавливает грозный окрик. Мы улыбаемся: так торжественно окликают только штатские. Так и есть — здесь КПП местной дружины народного ополчения.
К нам подходят два пожилых дядьки — наверное, шахтеры. С ними несколько девчат, толстых от ватных телогреек. Винтовки они держат воинственно — наперевес. Самое интересное, что за старшего у них обыкновенный милиционер. Он тоже подходит, с профессиональной вежливостью козыряет нам. Потом залезает в крохотную будку стрелочника и при дрожащем свете коптилки долго разглядывает наши документы.
Мы терпеливо ждем.
Наконец он выбирается из будки и голосом, потерявшим начальственные интонации, спрашивает с тревогой:
— Ну, как там? Давит немец?
Теперь и остальным ясно, что мы свои, к тому же фронтовики. Нам жмут руки и тоже спрашивают:
— Ну, как там?
Я отвечаю бодро и несколько загадочно:
— Ничего, идут дела.
В конце концов я знаю немногим больше, чем они: ведь я слушаю то же радио и читаю те же сводки. А сверх того мне совершенно точно известно лишь, что три ночи назад удачливый комбат Кононов здорово потрепал немцев. Но для жителей городка мы с Филенко — фронт, и если мы улыбаемся, значит, на фронте все в порядке.
Я улыбаюсь. Филенко глядит на меня и тоже улыбается.
Нас провожают до самой станции.
Идем искать дежурного или военного коменданта. Наконец находим обоих: в задней прокуренной комнатке они дуются в домино.
— Когда будет поезд?
Дежурный отмахивается:
— А кто его знает! Сейчас поезда ходят по божьему расписанию. А с господом богом у нас на сегодняшний день прямой связи нет: линия испорчена. Так что лучше присаживайтесь, забьем «козла» вчетвером.
Но нам не до «козла». Возвращаемся в зал ожидания. Забавная штука! Оказывается, буфет работает. Сонная мамаша торгует пивом, махоркой и спичками. Достаю деньги (я почти забыл, что их можно тратить).
— Две кружки.
Мы солидно пьем пиво и садимся рядом с буфетом на широкий пивной бочонок. Хочется спать и есть. Есть, пожалуй, больше.
— Рубанем, что ли? — предлагаю я Филенко.
— О це дило! — одобряет он, с готовностью развязывая вещмешок...
Потом я опять иду к коменданту. Тот радостно поднимается мне навстречу:
— Садись, лейтенант. Твое дело в шляпе. Как придет с Лисичанска состав с фуражом, пристрою!
— А когда придет состав?
— А бог его знает! Скоро, наверное. Часа через два. Может, через три. Ну от силы через пять.
Что поделаешь, будем ждать. Я плетусь назад. Коридор узкий и длинный. В конце — открытое окошко почтового отделения и будка междугородного телефона...
Междугородного телефона?!
— Девушка, у вас телефон работает?
— Какой город вызываете?
— Москву.
— Номер в Москве?
Я называю номер. Потом достаю деньги. Как здорово все-таки, что я их взял с собой! Потом жду у окошечка. Подходит еще кто-то, заказывает областной центр. Через весь коридор идет куда-то худая женщина, почти волоча за собой сонную девочку...
— Москва, зайдите в кабину!
Я вздрагиваю, бросаюсь к будке. Трубка прыгает в руке, как только что пойманная рыбина.
— Алло!
Невыразимо казенный голос стрекочет в трубке:
— Москва! Москва! Кременное, говорите, Москва!
И вдруг сквозь это стрекотание:
— Ленка! Леночка! Сестренка, это же я. Ну, я, Алеша. Ленка!
— Алешка! Але-о-о-шка...
— Леночка, ну что ты? Ведь все в порядке.
— Алешенька, ты, да? Как здорово, что меня застал! Я только с дежурства. Я на крыше дежурила...
— Ленка, ну как ты там? Как мама?
— Хорошо! Здорова! А я работаю. Ты слышишь, я работаю! Я тебе писала. Ты получил то письмо?.. Мама на заводе... Ну, как ты? Как у вас там?
В этом «Ну, как?» тысяча вопросов: «Как ты живешь? Ты здоров? Ты не ранен?.. Как дела на фронте? Немцы не пройдут? Немцы не дойдут до Москвы? Ну, как скоро конец войне? Скоро победа?»
— Ленка! — кричу я. — Леночка, слышишь? У нас все в порядке! У меня все в порядке! Порядок! Ты слышишь, порядок!
«Порядок» — это тысяча ответов. И я знаю, Ленка поймет меня. Порядок — я живу хорошо, я не ранен, сыт и тепло одет... Порядок — мы остановили немцев. А если пойдут в наступление, опять остановим. И погоним назад, обязательно погоним... Порядок — мы победим. Мы же все равно победим, чего бы это ни стоило. Я не знаю, когда кончится война, но я твердо знаю: она кончится нашей победой. Порядок — это мы обязательно возьмем Цветкова, или кто он там...
...Девушка в окошке дает мне сдачу и квитанцию. Я прячу квитанцию в карман гимнастерки. Зачем? Наверное, без нее через два дня я и сам не поверю, что говорил с Ленкой...
Сначала ум, потом смелость
Комендант оказался оптимистом: поезд с