Сообщал и об отстранении Рустем-паши, мол, сделал это, чтобы успокоить армию. Все в воле Всевышнего, все будет хорошо. Возвращаться не собирался, это было бы просто нелепо, продолжил поход на шаха Тахмаспа и полон решимости либо подписать с мир договор, либо уничтожить, сколько бы времени для этого ни понадобилось.

Писал, что по старшинству право наследовать трон принадлежит их сыну шехзаде Селиму, нарушать обычай султан не стал, провозгласил Селима наследником. Между строчек явно просматривалась мысль: на всякий случай, сам султан уже немолод, случиться может всякое, чтобы старшему из оставшихся в живых сыновей не пришлось с мечом в руках доказывать свое право на престол.

Все это Роксолана уже знала, но то, то султан все же решил написать сам, обрадовало. Теперь она размышляла о том, как составить ответное письмо. В нем не должна проскользнуть радость (что скрывать, была такая, ведь устранен единственный соперник ее сыновьям), не должно быть заметно беспокойство из-за безопасности дочери и внуков, нужно объяснить решение вдруг съездить в Биледжик и Эскишехир…

Не место злорадству, не место страху, не место тревоге даже за самого султана, он терпеть не мог, когда она выговаривала об опасностях и трудностях похода, сердито отмахивался:

– Я султан, а не старуха! Мое место в седле и с мечом в руках!

Роксолана хитрила, принималась ластиться:

– А кто же тогда будет писать мне стихи?

Но сейчас у них уже внуки, не поластишься, смешно будет выглядеть. Да и не было желания шутить, слишком серьезное положение.

Она присела к столику с писчими принадлежностями, чтобы набросать черновик письма. Роксолана с первых дней старалась писать сама, не пользуясь для переписки с султаном услугами секретарей. Он отвечал тем же, это личное, это только их дело, их секрет. Потому и ложились на бумагу не просто фразы о делах, но и стихи о любви…

Айше Хюмашах так устала который день сидеть в карете или носилках, что радовалась возможности погулять по небольшому саду при доме, в котором они остановились. Сад невелик, но ухожен, некоторые цветы уже отцвели, все же осень, но все равно хорошо.

Девушка подумала о том, что у хозяев хороший садовник, и вдруг поняла, что, нюхая один цветок за другим, где-то потеряла сережку. Сережки были любимыми, их внучке собственноручно сделал султан Сулейман, который славился умением создавать ювелирные украшения.

Аласкар уселся в ветвях дерева, намереваясь спрыгнуть вниз в сад, огляделся и порадовался (в который уже раз!) своей удивительной везучести – у кустов с розами какая-то девчонка искала что-то на земле. Уже мгновение спустя он понял, что именно, потому что сверху увидел сверкнувшую в лучах заходящего солнца сережку.

Аласкар спрыгнул на землю и раньше, чем девчонка успела заверещать, одной рукой поднял ее потерю с земли, а указательный палец второй прижал к губам:

– Тсс!.. Не кричи, я не сделаю тебе ничего плохого.

Но девчонка, похоже вовсе не собиралась звать на помощь, зато Аласкар с изумлением заметил, что ее рука сжала рукоять небольшого кинжала, висевшего на поясе. Ого!

– Ты не это ищешь?

– Да, ее, отдай.

– Э, красавица, ты не слишком любезна. Если хочешь, чтобы я отдал твою пропажу, помоги мне.

– Перебраться обратно через забор? Давай, подсажу.

Ни при каких условиях не смущавшийся Аласкар впервые в жизнь почувствовал легкое замешательство. Девчонка совсем юная, лет тринадцать-четырнадцать, даже яшмак постоянно еще не носит. Одета хорошо, да и сережка в его руке дорогая. Это не простая служанка, наверняка прислуживает кому-то важному… Может, самой султанше? Тогда ему повезло вдвойне.

– Ну, чего же ты ждешь, давай? – она спокойно протянула руку.

Аласкар заметил, что и браслет у нее тоже не из дешевых. Хозяйка любит свою служанку.

– Я же сказал, что ты должна мне помочь.

– Ну, так полезай, – жест красивой ручки показал на дерево.

В другое время Аласкар вовсю шутил бы, но, во-первых, девчонка слишком юная, нечестно морочить ей голову, во-вторых, у него не так много времени, нужно делать дело…

– Мне нужно поговорить с твоей хозяйкой, – он почему-то подумал, что эта служанка явно имеет отношение к самой султанше, кто же еще может подарить прислуге такие украшения?

– С кем? – Бровь над зеленым глазом изумленно приподнялась.

– С султаншей. Отведи меня к ней, и я верну тебе сережку.

– О чем?

– Что о чем?

– О чем ты собираешься говорить с… с султаншей?

Аласкар снисходительно усмехнулся:

– Не забивай свою хорошенькую головку серьезными вопросами. Просто отведи меня к султанше, ладно?

Но девчонку его снисходительность и игра глазами (что действовало на красоток безотказно) не произвели никакого впечатления. Ясно, слишком юна, чтобы понимать, что означают такие переглядывания, небось, еще с куклами играет, – мысленно усмехнулся в глубине души оскорбленный таким спокойствием Аласкар, тем более, девчонка фыркнула:

– И ты полагаешь, что я поверю свалившемуся с дерева незнакомцу?

– Почему нет? – не сдавался Аласкар, начиная терять терпение то ли от ее невозмутимости и острого язычка, то ли от собственного если не смущения, то уж явного душевного неспокойствия. Зеленые глаза собеседницы, смотревшие насмешливо и почти с вызовом, явно задели Аласкара сильней, чем ее все ухищрения бывалого соблазнителя.

– Ну пойдем. – Красавица оглядела его с ног до головы, словно оценивая, в состоянии ли Аласкар самостоятельно дойти до султанши.

Ты посмотри, какая самоуверенная! Маленькая, а какая прыткая. Ну, погоди, поговорю с султаншей, я тебя обломаю.

Вообще-то, Аласкар не связывался с такими молоденькими, предпочитая тех, кто уже понимает, что творит, и уже тем более, никому не «мстил», повода не было, красавицы сами падали в его объятья, как спелые плоды, стоило лишь глазом повести. А чтоб вот так – с насмешкой и почти свысока… Нет, эту зеленоглазую определенно требовалось проучить.

Аласкар сам себе не желал признаваться, что вовсе не ради того, чтобы проучить девчонку, будет стараться встретиться с ней. Насмешливый взгляд и острый язычок задели его за живое.

– Хюмашах, кто это? – кивнул на Аласкара высокий евнух. Шпион вспомнил, что это Джафер, главный евнух самой султанши, значит, он не ошибся в выборе помощницы. Девушка спокойно ответила:

– Это к султанше.

– Гонец?

– Нет, Джафер-ага.

– Но у него оружие.

Девчонка почти презрительно оглядела кинжал, висящий на поясе Аласкара, и фыркнула:

– Это игрушка.

Бедолага почти задохнулся: что эта нахалка себе позволяет?! Он уже начал жалеть, что вообще решил поговорить с султаншей, пусть бы их уничтожали по дороге, поделом, если у Хуррем Султан такие самоуверенные служанки, то какова же она сама? И вдруг осознал, что полез бы под камнепад или стрелы, чтобы вытащить вот эту нахалку, которая досадливо дернула плечиком: