– Да ты в своём уме?! Ты разве с ними справишься? Надо Владимиру Павлычу, участковому, сказать, он с моей мамой дружит!

– Справлюсь, – сказал Павлик. – Вот увидишь. Я о таком опасном деле давно мечтал!

– Ну тогда и я буду! – загорелась вдруг Люська. – Я тоже хочу преступников ловить! Давай вместе, а?

– Нет, вместе нельзя, – твёрдо сказал Павлик. – Дело очень опасное…

– Павлик, хватит по телефону болтать, – сказала мама, входя в комнату. – Пора спать ложиться!

– Пока, Люська, – тихо сказал Павлик. – Только смотри не говори никому. Это наша с тобой тайна.

– Ладно, – прошептала Люська. – А здорово ты придумал! Вот Нинка Петрова завидовать будет, если ты их поймаешь!

Павлик положил трубку и достал дневник. Вот что он там написал:

«Мне повезло! Ура, какое счастье! Витя Кукушкин одного преступника поймал, а я сразу двоих поймаю! Все поймут, наконец, кто я такой!»

– Павлик, почему у тебя горит свет? – донеслось из соседней комнаты. – Немедленно потуши и спи!

«Сейчас войдёт!» – испугался Павлик и быстро сунул дневник под подушку.

Потом нажал на кнопку настольной лампы, вздохнул и повернулся на бок.

Всю ночь беспокойно ворочался на постели Павлик.

В туманных, неясных обрывках дрёмы грезились ему какие-то гнусные мошенники в меховых лисьих шубах и блестящих чёрных цилиндрах. У одного в руках была сабля, у другого из-за пазухи выглядывал пистолет.

Кривляясь и злобно ухмыляясь, они крались друг за другом по бесконечным полутёмным залам с натёртыми до блеска полами. В залах висели ковры и картины, на полках стояли вазы и самовары, и Павлик понял, что это музей.

Лифтерша тётя Катя дремала в углу на табуретке. Мошенники скрутили ей руки, сунули в рот огромную ириску.

«Караул!» – хотела закричать тётя Катя и превратилась в Павлика.

«Караул!» – хочет крикнуть Павлик, но ириска залепила ему рот, склеила зубы. А мошенники, мерзко захохотав, подскочили к тёмной стене, на которой висела закрытая занавеской картина.

«Вот она! Я давно за ней охочусь!» – заорал один и сдёрнул занавеску.

На картине улыбалась старинная дама с розой в руках, в кружевном жабо и в поролоновой курточке. На шее у дамы блестело ожерелье из пуговиц.

«Тебе показалось, – качала она головой. – Вечно вы, мальчишки, бог знает что придумаете!»

Но мошенники не дали ей договорить. Они сдёрнули картину со стены и потащили её по Краснобаррикадному переулку.

Павлик хотел броситься за ними, но откуда-то выскочил Финдлей и стал громко лаять.

А мошенники удалялись. Один из них повернулся, скорчил рожу и сделал Павлику нос.

«Иди-ка ты лучше спать! – крикнул другой. – Эх ты, Тефтеля!»

«Тефтеля! Тефтеля!» – захихикала дама в прореху пальто.

«Да! Да! Да!» – лаял Финдлей.

Только под утро заснул Павлик крепким сном.

Проснулся он, как ни странно, лёгким и весёлым.

«Что-то мне снилось, – вспомнил он. – Какая-то чепуха: машины, преступники…»

Мама уже ушла на работу. На столе лежала записка: «Не могла тебя добудиться. Ешь винегрет, пей какао». Павлик раздёрнул занавески, распахнул окно.

Был уже почти день. Яркое солнце заливало сквер перед домом. На деревьях трещали воробьи, в песочнице рылись дети.

Братья Петуховы вместе со Светкой прыгали в классики. Рядом на лавочке сидела светловолосая девушка. Наклонив голову, она что-то чертила прутиком на земле. Вот она подняла лицо и задумалась…

О-о-о-о!

Павлик разом всё вспомнил! Вечер. Зелёные «Жигули».

Зловещий разговор. Девушка с таксой.

В сильном возбуждении схватил Павлик с полки серванта маленький, театральный, украшенный перламутром бинокль и стал бешено крутить окуляры.

Окуляры заскользили по земле, по деревьям. В них попали веснушчатое лицо Тольки Петухова, нарисованные на земле мелом классики, Светкино голубое платье… Но всё это сейчас ни при чём. Павлику нужна девушка! Только она!

Так. Вот её лицо. Видно отлично, каждую чёрточку.

Кто же она такая?

Собственно говоря, девушка как девушка. Красивая, но, в общем, ничего особенного. Вот только взгляд очень серьёзный, у девушек редко такой бывает.

А что она там чертит на земле? Какие-то линии, треугольники… Посмотрит в книгу на коленях и чертит. Снова посмотрит и снова чертит… Вот формулы начертила, какие-то буквы, знаки. Жаль, видно плохо. От большого куста слева падает на землю густая тень…

«Постой-ка, постой! – вдруг сказал сам себе Павлик, и сердце его гулко заколотилось. – А что это там, в кустах, за тёмно-коричневое пятно? Да-да, в самой серёдке?»

У Павлика перехватило дыхание, высохло в горле. В кустах кто-то прятался!

Павлик чуть не выронил бинокль, но тут же принялся изо всех сил крутить окуляры, наводя их на кусты.

Да! Так и есть! В кустах прятался человек!!!

Скрючившись, согнувшись в три погибели, он стоял на одном колене и держал в руках какой-то чёрный предмет.

Вот он поднял предмет к глазам… Фотоаппарат! Он целился в девушку из фотоаппарата! А девушка сидела рядом, водила глазами по строчкам, чертила прутиком по земле и ничего, ровным счётом ничего не замечала!

Павлик опустил бинокль и вытер вспотевший лоб.

Сомнений не оставалось.

Девушке грозила опасность.

Недолго думая Павлик схватил первое, что попалось ему под руки (а под руки попался сачок для бабочек), и бросился во двор.

Низко пригибаясь и осторожно перебегая от дерева к дереву, он стал приближаться к кустам, в которых прятался неизвестный. Судя по всему, это был один из тех, вчерашних. Павлик отчётливо видел его спину в коричневом клетчатом пиджаке.

Сделав ещё шага два, Павлик тихонько присел за кустом.

«Если он меня заметит, притворюсь маленьким и глупым, навру чего-нибудь», – решил он.

Сквозь ветки Павлику было хорошо видно задумчивое лицо девушки. Она сидела вполоборота и, положив ногу на ногу, что-то писала в тетрадке.

Неизвестный, опустив фотоаппарат, пристально на неё смотрел. Потом нагнулся, щёлкнул. Осторожно отодвинул ветку, щёлкнул ещё раз. Потом выкрутил из фотоаппарата какую-то длинную трубу, снова прицелился и щёлкнул.