— На шестой посёлок, чтоб крюк не делать. Так короче всего будет.

Шестой посёлок — это та часть Юбилейнской сопки, где автобус тройка ходит. Мы бы выскочили где-то около нижних «Гаражей» и прошли до нашего дома пару остановок. Всё здорово, за исключением того, что я почему-то тру́сила.

Мы пошли через малохожий и так непривычно малозастроенный лес. Да, судя по всему, планировки окраин в этой версии событий будут совсем другими.

— Вов… Чёт я очкую.

— Не ссы, я здесь самый страшный зверь, — выдал мне свою любимую присказку Вовка, уверенно топая по тропинке, и чтоб я совсем уж не боялась, вытащил из кармана складешок, срубил небольшую сосенку и начал срезать с неё ветки: — Смотри — чем не шпага?

И тут на нас выполз неприятный сюрприз номер два. В количестве пяти человек.

05. ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ БЫВАЕТ…

На самом деле, это была просто шпана. Мелковозрастная такая, лет по пятнадцать-шестнадцать. Но нашему появлению они обрадовались, и это звучало в неприятной тональности.

— О, мелкие! Денежки есть? Давайте-ка, выворачивайте карманы!

До меня донесло запах отвратительного спиртового перегара, и я непроизвольно передёрнулась:

— Фу, блин, вы водку пили, что ли?

— Ты чё, умная такая?! — мгновенно разозлился центровой (главный, видать, в этой кодле). — Карманы, сказали, выворачивай!

Он неровно шагнул в мою сторону, и Вовка предупреждающе поднял свою «шпагу»:

— Стой где стоишь! — и задвинул меня за спину, велев: — Назад чуть отшагни. А вы, ребятки, шли бы подобру-поздорову.

Что я вам скажу из жизненных наблюдений, товарищи: дебильный смех — прерогатива укурошной гопоты. А вот пьяные — они сразу орать начинают, с такой растяжкой на манер «бы-э-э-э». А стволики у молодых сосен одновременно гибкие и неприятно жёсткие, особенно в тех местах, где ветки были срезаны.

Это я потом всё думала, когда мы вдоль дороги к дому шли. А пока трое шпанюков дёрнулись к Вове — а двое ко мне, карманы вытрясти, пока я в лес не ломанулась. А Вовка метнулся вперёд — он в рывке всегда был чудовищно быстрый — импровизированная шпага хлестанула наотмашь одного, другого — третий успел шарахнуться назад и получил немного по-другому, но тоже красиво… Десятилетия занятий фехтованием даром не проходят, знаете ли. А я натурально побежала в лес. Ну, не совсем в лес — в сторону. А те двое, что меня на гоп-стоп взять хотели — они решили поучаствовать в эпической битве, чтоб впятером забороть, значицца…

Мда. Метался Вовка вокруг этой дурацкой банды, как злая росомаха. Никто не ушёл обиженным, короче. Нет, инвалидом ни один не сделается, но ссадинами на ближайшее время все обеспечены. А что, древние германцы считали, что красиво.

Лес наполнился воем. В пять голосов звучало жутко. Вот, почему-то боевой настрой сразу куда-то исчезает, если жертва вдруг агрессивно (и результативно) сопротивляется…

Вовка ткнул сосновой шпагой вожака, завалившегося набок и баюкающего левую руку:

— Услышу, что вы хоть кого-то ограбили — найду и все пальцы переломаю, понял? — непонятно было, понял тот или нет, поэтому для верности последовал пинок под рёбра: — Я спрашиваю: понял?!

— Понял! Понял!

— Живи, сучёныш…

Я выбралась из своей засады, мы неторопливо, как положено победителям, покинули поле боя, зашли за кусты — и побежали!

— Где-то я такое уже видела, — на бегу пропыхтела я.

— Если чё — мы увидели драку и испугались.

— Ага…

Мы выскочили из леса около старых-старых садоводств и областной психушки. Дальше шла открытая дорожка и мостки через болотце. Вовка кинул палку в кусты:

— Чтоб меня со средством нанесения телесных повреждений увидели? Нахер-на́хер…

— Неприятно, блин.

— А!.. Уроды везде найдутся. А у меня, как ты помнишь, ка́рма специфическая.

Ой, вот да! Меня это всегда поражало. Ведь потом он будет здоровым двухметровым мужиком далеко не одуванчиковой внешности — и будут агриться[15] на него, постоянно! Магнит для бессмертных, блин…

Дальше мы шли нарочито спокойно.

— Ты знаешь, мне всё это почему-то рассказ напоминает… Я вот не помню, кто автор: то ли Зощенко, то ли Саша Чёрный, типа того. Про разборку между соседями в одном дворе. И там, в том числе, была жалоба от мужика, что ему кто-то тёркой по лицу провёл. Два раза в одну сторону и один раз в другую. Во всяком случае, я так это запомнила.

— Надеюсь, эти у́роды тоже мою тёрку запомнят, — жёстко сказал Вовка.

— Да уж, воспитательный эффект налицо, — согласилась я.

И подумала, что такой контингент иначе плохо понимает. Никак. А ещё мне было жаль, что я не помню название того рассказа. И не знаю, можно ли про него спрашивать вообще — как бы автор запрещён не был. Набоков же вот запрещён. Хотя, на счёт Набокова я даже согласна была. Читала я эту вашу «Лолиту» — ну херня же на постном масле! Педофилическая порнуха. Зачем это детям в школе совали (ну, на каком-то отрезке того моего прошлого будущего), скажите мне на милость? И он, между прочим, не только у нас, он во множестве стран запрещён был. А вот когда глобалисты голову подняли, тогда он активно и начал печататься. Тоже — камушек в лавине, смявшей Европейскую цивилизацию.

— Слушай, если этот мужик из «Восточки» хоть четверть найдёт из того, что мы ему наговорили — это будет просто бомба, — сказал вдруг Вовка.

И дальше мы переключились на тему нашего хозяйства и говорили совсем уже о другом.

Буквально через два дня я услышала занимательную версию драки в лесу. Дядя Рашид пересказывал на даче то, что младший Рашидка услышал в школе. История приобретала экзотические черты. Кто-то из родителей тех шпанюков обратился-таки в милицию — «Чуть не покалечили же ребёнка!» Милиция начала с опроса пострадавших и быстро выяснила, что ребёнки были изрядно выпивши. И теперь пострадавшие настаивали, что их избили два карлика.

Махрово! — подумала я в этом месте.

А два, потому что один