Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с интересом наблюдала за тротуарами, по которым туда-сюда, как водяные пауки по зеркальной поверхности пруда, сновали прохожие. Они забегали и выбегали из магазинов, пялились на сверкающие витрины, возле которых невольно замедляли шаг. Некоторые, метнувшись к дороге, делали отчаянные попытки перейти ее в не предусмотренных правилами уличного движения местах.
Я с досадой смотрела на этих глупых камикадзе, сигналя тем из них, которые норовили броситься под колеса моей «девятки».
Ступин жил в частном секторе, располагавшемся за самой «крутой» девятиэтажкой, которая возвышалась над Волгой. Я соображала, как мне лучше подъехать к дому номер семь по Малокопейской улице. Мне пришлось развернуться на площади перед мостом и проехать в обратную сторону до живописной церквушки с голубыми куполами, точно сошедшей с витебских полотен Шагала.
Наконец припарковав машину у деревянного покосившегося забора, я вышла и встала у калитки. Света в доме не было, но я все-таки решила убедиться, что внутри никого нет. Звонка не оказалось, и я стала барабанить в калитку. Мне ответил разноголосый собачий лай из соседних дворов.
Женщина, шедшая с ведрами за водой, избавила меня от этой бесполезной долбежки, сообщив, что Гришка отирается у собутыльников в соседнем доме. Поблагодарив ее, я отправилась по указанному адресу.
Через пару минут я уже входила в подъезд. Веселье было в полном разгаре. Паря над клубами сигаретного дыма, на который при желании можно было опереться, голос Филиппа Бедросовича восславлял свою диву. Не уступая ему в энтузиазме, трио крепко поддавших мужиков в замасленных телогрейках вразнобой подпевало знаменитому российскому певцу. Гришки среди этой троицы не было.
— Привет, — стараясь перекричать мужиков, сказала я. — Ступина здесь нет?
Двое мужиков, сидевших на топчане, увидели меня и замолчали с открытыми ртами, третий, как заводной, с чувством продолжал гнусавить:
— Вива ля дива-а, вива Виктория, Афродита-а…
— Санек, кончай, — одернул его сидевший справа носастый мужик, лицо которого полыхало, как паровозная топка, — Гришку спрашивают.
— Тута он, Гришка-то, далеко не ушел, мы ему не дали, — заржал певец.
Носастый привстал, и я увидела на топчане за его спиной еще одного мужчину. Он лежал ничком и находился, по всей видимости, в отключке.
— Это Ступин? — переспросила я.
Все дружно кивнули и приняли серьезный вид.
— Он одноклассника поминал, — пояснил носастый, — утонул одноклассник-то.
Я приблизилась к топчану. Мужики встали и с интересом наблюдали за мной.
— Ну-ка, подвинься, — сказала я соседу носастого, который никак не мог оторвать свою задницу от топчана. — Сколько он выпил?
Мужики непонимающе переглянулись и пожали плечами.
— Да вместе пили, — он кивнул головой в сторону, где возле верстака с тисками сгрудилось с дюжину пустых бутылок из-под «Анапы».
— Понятно. — Я быстренько прикинула дозу, принятую Гришкой, и обдумала необходимые меры, которые могли бы привести его в чувство.
В моем арсенале было несколько довольно эффективных способов приведения в чувство людей, находящихся в аналогичном состоянии. Несколько непродолжительных надавливаний на определенные точки в области обеих кистей и в районе затылка помогли Гришке немного очухаться.
Он медленно перевернулся на спину и чуть-чуть приоткрыл затуманенные глаза. Мужики с нескрываемым интересом наблюдали за моими манипуляциями, а их лица выражали насмешливое недоверие.
— Ты бы лучше завтра пришла, — заметил носастый, — проспится, похмелится и будет в норме.
— Знаю я ваши нормы, — скептически произнесла я, — мне нужно, чтобы он начал соображать как можно быстрее.
— Ну, может, завтра к обеду… — неопределенно прогнусавил Санек.
— Помогите-ка мне загрузить его в машину.
— А ты, собственно, кто ему будешь? — Носастый подозрительно посмотрел на меня. — Захочет ли он с тобой ехать?
— Захочет, — уверенно сказала я, — мы с ним учились вместе.
— А-а, — протянул носастый, удовлетворенный моим лаконичным объяснением. — Давай, мужики, подсобим.
Все трое, слегка пошатываясь, ухватили Гришку за руки, за ноги и вытащили на улицу. Тот непонимающе пялился на них, безвольно вращая головой, как на шарнире. Я открыла дверцу, и вся команда дружно опустила бестолково хлопающего глазами Гришку на заднее сиденье.
— Че случилось, мужики, пожар, что ль? — промямлил он, продолжая крутить головой.
Я поблагодарила всех участников операции, захлопнула дверцу и села за руль. По дороге домой мне пришлось слушать Гришкино пьяное бормотание. Может, и не стоило его забирать, приехала бы завтра… Нет, завтра — вещь ненадежная, особенно если принять во внимание, что грядущая Гришкина похмелка легко могла перерасти в очередную пьянку. Лучше уж все держать под контролем.
Заглянув по пути в супермаркет, я взяла пару бутылок портвейна и полдюжины пива. Выход из полуобморочного пьяного состояния должен быть плавным и мягким, поэтому водку я брать не стала, хотя в некоторых случаях без нее не обойтись.
Поставив машину на стоянку во дворе, я повторила манипуляции, проделанные в доме.
— Татьяна? — произнес он удивленно, на его лице появилось осмысленное выражение. — Где я?
— Все нормально, Григорий, — успокоила я его, — сейчас мы пойдем ко мне.
— В гости? — Лицо Гришки озарилось блаженной улыбкой.
— В гости, в гости, — я разговаривала с ним, как с маленьким ребенком, — давай, поднимайся. — Он послушно поднялся, поддерживаемый мной за плечо, и, прилагая неимоверные усилия, выбрался из машины. С минуту мы постояли в обнимку, освещаемые тусклым светом фонаря, потом я прислонила его к машине и достала пакет с «горючим».
Закинув левую Гришкину руку себе за шею и обхватив его за талию, я взяла пакет, и мы тронулись. Кое-как втащив Гришку в лифт и прижав его корпусом к стенке, я нажала на кнопку.
Примерно ту же самую операцию я повторила у входной двери. Наконец мы были дома. На моем лбу выступила испарина.
— Это что, похищение? — пытался острить мой одноклассник, еле ворочая языком.
— Считай как хочешь, — усмехнулась я, подводя его к дивану.
Стоило мне слегка ослабить хватку, как Григорий рухнул на него. Пришлось стаскивать с него ботинки и телогрейку. Но предварительно я сама сняла куртку.
Есть же жены, которые всю жизнь нянчатся вот с такими оболтусами! Не хочу ничего плохого сказать про Гришку, может, он жил под прессингом безысходности, страдая от социальной невостребованности. Ведь, насколько мне было известно, слесарем он работал не по зову души.
Окончив десятилетку, он поступил на архитектурный факультет, грезя идеями Гауди, Корбюзье, Райта, но, столкнувшись с консерватизмом и косностью взглядов своих преподавателей, бросил учебу после третьего курса. Вернее, не бросил, а был исключен, формально — за неуспеваемость, а фактически — за бунтарский дух и смелость взглядов.