Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пашка вообще решился на этот шаг сам для себя внезапно: всё больше он теперь занят с товарищем Артёмом, постоянно занят переездами с завода на завод, митинги, собрания, заседания, это всё стало бесконечным. С наступлением зимы они с Полиной встречались всё реже — погода портилась, темнело теперь рано, по улице не прогуляешься, а встречаться в доме — так нет повода, да и как родители ещё посмотрят.
Никогда Павел не мог себе представить, что так будет скучать и тосковать по кому-либо. Были в его юношеской карьере поселкового ловеласа увлечения, как правило — не взаимные, но интерес к противоположному полу в этом возрасте — сила непреодолимая. Бегал Пашка на свиданки как и все, движимый зовом природы. Потом хвалились пацаны друг перед другом, кто дальше руку смог запустить под девичье платье. Привирали, конечно, дрались частенько, если объект внимания был один на двоих, и всегда в своём стремлении познать женщину они шли дальше.
Но сейчас был не тот случай. Пашка был аккуратен, возможно, даже излишне. Он боялся обидеть Полину своим желанием, боялся оскорбить её даже взглядом, хотя разглядывал её стройную фигуру всегда с плохо скрываемым вожделением.
Страсть, которую он испытывал, переживает каждый юноша в своей жизни. Эта сила часто толкает молодых людей на безрассудные поступки, иногда заставляет их делать откровенные глупости, но Пашка был не из таких. Поля заняла его сознание полностью. Он думал о любимой ежеминутно: дома, в машине, на митингах, она всегда была в его сознании на первом плане. Возможно, именно поэтому влюблённых видно издалека. Симптомы этого состояния души сразу бросаются в глаза посторонним — рассеянный взгляд, улыбчивость безо всякой причины, иногда глупое выражение лица и неспособность расслышать вопрос с первого раза.
— Паша! Да сколько же можно? — Артём повторял уже третий раз свою мысль, которую Пашка должен был написать в письме юзовским товарищам, а тот всё пропускал мимо ушей.
— Что ж ты такой зачарованный, Павел? Ты о чём думаешь всё время?
— Прошу прощения, товарищ Артём. Задумался, да.
— Что тут думать, Павел! Жениться тебе нужно, жениться! Вроде и парень не из робкого десятка, а всё боишься чего-то. Твоя судьба в твоих руках. Сейчас иначе нельзя. — Артём уже несколько недель наблюдал за эволюцией Пашкиной рассеянности и безошибочно поставил ординарцу диагноз: влюблённость сильная, расстройство души на фоне разлуки с объектом обожания и прогрессирующий романтизм.
— Пожалуй, вы правы…
Вот и решился Павел брать крепость без предупреждения.
— А папы нет… — Полина была в растерянности, понимала, к чему дело идёт.
Мать стояла в такой же растерянности, глядя на цветы и не понимая, что происходит.
— Проходите, проходите… — Мать по привычке вытерла руки о передник, хотя они были чистыми.
Пашка снял сапоги и проследовал в зал, если так можно было назвать главную, самую большую комнату в доме Кирсановых.
Тут же примчались близняшки, обуреваемые любопытством, а следом на одной ноге прискакал Лёха — он часто подражал отцу, когда тот передвигался без костылей.
— Достопочтенная Анна Ивановна, очень жаль, что Тимофея Аркадьевича нет дома… Но я уже пришёл и должен сказать то, к чему так долго готовился! — Павел понимал, что предложение без присутствия отца несколько теряет свою юридическую силу, но отступать было некуда.
— Анна Ивановна, я пришёл просить руки вашей дочери!
Мать понимала, что когда-нибудь это произойдёт, но представляла себе это иначе. Таких высокопарных слов она не ожидала от пацанёнка с соседней улицы. Мать присела на стул и прикрыла лицо рукой. Радоваться или плакать? Не поймёшь теперь.
— Обещаю любить Полину всю жизнь и беречь тоже обещаю. — Пашкина речь пошла не по плану, как и вся его торжественная затея, с самого начала.
Полина была в расстроенных чувствах: без сомнения, она тоже любила Павла, но их отношения имели своим пиком единственный поцелуй и тот был ещё до того, как Пашка подался в большевики. Потом он такой стал резкий и решительный во всех своих разговорах. На редких свиданиях только и говорили, что о справедливости, новом мире и товарище Артёме. Порой у Полины складывалось впечатление, что этот самый товарищ занимает в Пашкиной жизни гораздо больше места, чем она. Отчасти это было правдой, и из-за этого Павел решился на такой кардинальный шаг. Вот эта его затея со сватовством — это был только первый акт. Ещё Павлу предстояло сказать об этом своём решении своим родителям.
— Прошу вас, Полина, если будет получено благословение вашей матушки, станьте моей женой. — Павел стал перед ней на одно колено, протянул букет (и что же, что маленький) и опустил голову в смиренном ожидании.
Именно так он репетировал, именно так он представлял себе эту сцену, после такого отказ невозможен.
Близнецы с восторгом приняли происходящее, запрыгали на месте, хлопая в ладоши: «Тили-тили тесто, жених и невеста!» Их радостный визг вывел мать из ступора.
— Я не знаю… Без отца — не по-людски как-то… Люб он хоть тебе, дочка?
Полина долго не думала:
— Люблю, люблю очень! — и кинулась Пашке на шею, схватив цветы из его руки.
Анна смотрела на них, счастливых и беззаботных, и понимала, что не откажет. В конце концов — это ли не мечта каждой юной девушки? Сама она выскочила замуж вообще без благословения отца — Тимофей схлестнулся с ним после отказа так, что шансов на их дальнейшее сближение не было. И ничего — увёз её в Харьков, построил хату, зажили как все. Любились, миловались, детей родили.
— Раз так, то моё слово такое будет…
Молодые вспомнили, что дело ещё не закончено — слово матери неизвестно, и тут же встали, словно школяры, перед ней, держась за руки.
Близнецы орали всё громче, нагнетая торжественность момента: «Тили-тили тесто, жених и невеста!»
Мать цыкнула на них, те выключились как по команде.
— Я так скажу…
«Хоть бы согласилась, хоть бы согласилась», — Полина про себя повторяла одно и то же.
«Прошу, пожалуйста…» — сверлил её глазами Павел.
— Если любовь ваша настоящая, то всё у вас получится. Если вы оба сейчас были честными и будете честными и дальше, то я только порадуюсь за вас. Благословляю вас…
Поля подскочила от радости и повисла на своём женихе, а тот развёл руки в стороны, чтобы не потерять равновесие. Или стеснялся её обнять при матери.
«Ура!!!» — близнецы включились так же синхронно, как и перед этим замолкли. И с этим победным криком они умчались в другую комнату.
— Вот уж не ожидала… Только отошла от кройки, а тут такое… — теперь Анна позволила себе отставить в сторону официальный тон.
— Мама, он же меня тоже не предупредил! Вот он весь такой — неожиданный!
— Что же мы в самом-то деле — праздник ведь, а мы так не по-людски, — сказала Анна. — Да и без отца — это неправильно.