class="p1">— Из-за графа де Лорма, — печально подтвердил тот. — Норан посетовал, что его сестра пострадала безвинно, а настоящий преступник ушёл от заслуженного наказания. Я напомнил ему, что граф, вернее, тогда ещё барон де Сегюр был помилован великим альдором и освобождён от наказания, потому у семейства Норанов нет оснований что-то требовать от него. К тому же его сестра была осуждена советом лордов и приговор остаётся в силе, а значит, она виновна, в отличие от барона де Сегюра, высоким повелением освобождённого от вины. И тогда этот молодой человек сказал, что есть высший суд, к которому каждый может прибегнуть в безвыходной ситуации, это суд богов. И после этого он просил меня отпустить его в храм Арба, якобы чтоб поговорить с наставником.

— Я поговорил с ним, и он убедил меня, что я должен оставить всё как есть! — воскликнул оруженосец, — Ибо боги не нуждаются в помощи смертных для свершения своей воли. Моя старшая сестра пыталась взять карающий меч в свои руки, и всё стало только хуже. Потому я и не думал… Я просто хочу стать рыцарем и восстановить положение моей семьи при дворе великого альдора. Поверьте мне, благородный энфер, я не сделал ничего предосудительного и не собирался убивать нашего обидчика!

— Когда вы вернулись сюда прошлым вечером, господин Норан? — спросил Марк.

— Ещё до второго гонга.

— Кто-нибудь может это подтвердить? Вас видели слуги или…

— Ваш оруженосец! — воскликнул юноша. — Господин Аларед. Мы столкнулись в галерее, куда выходят двери наших комнат и… немного повздорили. Он должен был запомнить это.

Марк тут же велел Модестайну разыскать его оруженосца, и спустя несколько минут тот явился в гостиную.

— Я не помню, когда это было, — пожал плечами Эдам, выслушав хозяина. — То, что мы повздорили, это да. Он, не слишком заботясь о том, что я могу его услышать, оскорбил меня, назвав предателем. Но я не счёл возможным требовать у господина Норана удовлетворения, учитывая, что он был ранен, и к тому же слишком молод, чтоб я стал тратить силы на то, чтоб преподать ему урок. Я просто сказал ему, что он находится в Сен-Марко и, если будет вести себя подобным образом, то ещё не раз получит хороших тумаков. Это был совет более опытного оруженосца, который отлично владеет мечом и побывал на войне. Он страшно оскорбился, полез в драку, и я запихал его в предоставленную ему комнату и закрыл за ним дверь. Это всё.

— Ты просто струсил! — обиженно воскликнул Адоин. — Я владею мечом не хуже тебя!

Эдам лишь усмехнулся, не удостоив его ответом.

— Подожди, ты сказал, что он ранен? — уточнил Марк.

— Может, и нет, но его руки были в крови, и он пытался это скрыть, однако, я заметил.

— Я просто упал, — поспешно объяснил Адоин. — На улице, куда я забрёл, было темно. Я споткнулся и упал. И ободрал ладони. Это вовсе не рана…

— Мелочь, — усмехнулся Эдам, — но она чертовски мешает держать в руке меч.

— Покажите руки! — велел Марк и подошёл к Норану.

Тот показал ему ладони, на которых темнели свежие ссадины.

— Ты сказал ему, что заметил кровь на его руках? — Марк обернулся к Эдаму.

— Ну да. Я подумал, может, его побили. В городе… — он осёкся и быстро взглянул на хмурого Ликара. — Алкорцам из свиты благородного энфера лучше не ходить в одиночку по улицам, где нет фонарей. Я вовсе не рассердился на него, потому и не стал требовать извинений. Он был так расстроен и обозлён. Мне показалось, что ему просто хочется на ком-то сорвать злость. Ведь он мог просто промолчать, когда я проходил мимо, но ему так хотелось выместить на ком-то свою обиду… — он посмотрел на Марка и добавил: — Ваше сиятельство всегда говорит, что лучше обратить такую ситуацию в шутку, чем лезть в драку с соперником, который заведомо слабее.

— Да ты!.. — воскликнул Адоин, но его жестом остановил Ликар.

— Ты хочешь сказать, что этот парень намеренно оскорбил тебя? Может, он хотел привлечь твоё внимание, чтоб ты запомнил, что встретил его на галерее вечером?

— Может быть, но была уже ночь, благородный энфер. Я пошёл с моим господином в ту таверну, но он велел мне оставаться на улице. После я отправился с ним в Серую башню и сопровождал, когда он вернулся домой.

— Я понял. Когда же вы вернулись?

— После полуночи, — ответил Эдам.

— То есть уже после второго гонга, — Марк снова перевёл взгляд на Норана, который побледнел и испуганно смотрел то на него, то на Эдама.

— Что ж, одна маленькая ложь влечёт большое недоверие, — вздохнул энфер. — Марк, ты видел того, кто стрелял в тебя? Это мог быть он?

— Я видел только плащ и маску, там было темно. Однако тот человек был довольно высок, как и этот юноша. И его рука была испачкана кровью, потому что он оставил на стене кровавый отпечаток.

— В самом деле? — нахмурился Ликар и сурово взглянул на Норана. — Я даю тебе последнюю возможность признаться, мальчик. Если ты признаешься мне, то отправишься с нами обратно в луар, и тебя будут судить по нашим законам. Если нет, то мне придётся передать тебя тайной полиции короля Сен-Марко. И если они получат от тебя признание, ты предстанешь перед королевским судом.

— Я невиновен! Я ничего не знаю об этом покушении! — испуганно закричал юноша. — Я действительно упал! Может, я вернулся позже, чем сказал! Здесь нет гонга, который звучит на весь город! Мне показалось, что я плутал недолго, но, может, я ошибся! В этом городе всё не так!

— Я могу обыскать его комнату? — спросил Марк, обернувшись к Ликару.

— Ты в своём доме, так что спрашиваешь? — пожал плечами тот.

Комнатка была маленькая, уютная, должно быть, предназначенная для тех, кого называли «гостями, сопровождающими главного гостя», то есть для пажей, оруженосцев и приближённых рыцарей, находившихся на службе именитых гостей графского дома. Вещей Адоина Норана здесь было немного: дорожный сундучок, в котором лежали свежие рубашки, нарядный камзол, несколько книжек и письменные принадлежности, упакованные в сафьяновый несессер. На столе стоял маленький круглый портрет, оправленный в золотую рамку. Взяв его в руки, Марк ненадолго замер, с печалью вглядываясь в черты своей возлюбленной, ставшей невольной жертвой его тайной деятельности в луаре. Других портретов в его вещах не было, наверно мальчик был более всего привязан именно к Адалине.

Пока Марк рассматривал портрет, предаваясь печальным воспоминаниям, Эдам, увязавшийся с ним, лёг на пол и заглянул под узкую деревянную кровать, стоявшую у стены.

— Смотрите, что это! —