Фискалы – они и есть фискалы. Так, что ли, вообще никого и пальцем не тронь – вдруг вся Москва шустрит на Голубева?…

Я вновь тоскливо взглянул на сиреневый листок и потянулся к телефону спецсвязи, чтобы позвонить в Управление Охраны. Но Митрофанова, естественно, на месте не оказалось. Референт узнал меня по голосу и не без удовольствия сообщил, что начальник проводит оперативную рекогносцировку. В связи с завтрашними визитами гостей. Паршивая козявка намекала мне, что, пока их начальник трудится, Служба Безопасности семечки грызет. Хоть бы и семечки, твое какое собачье дело?

Ругая себя за малодушие, я позвонил в ФСК. Голубев был на месте, но разговаривал со мной с явным отвращением. Они, видите ли, спецслужбы в четвертом поколении, их прадедушка служили еще при Бенкендорфе. А я ментяра поганый, и мое место в багажнике.

Я наивежливейшим тоном осведомился, нет ли чего нового.

– Мы работаем в этом направлении, – сказал Голубев. – Результаты будут доложены лично Президенту.

Лично, значит. Вот оно как. А Служба Безопасности будет гонять своих соколов по всей Москве, пока не соберет ту же самую информацию. Как будто у нас свой Президент, а у Голубева свой, и тот, голубевский, важнее. И в моего Президента может стрелять всякий, кому не лень.

Все тем же вежливым тоном я намекнул Голубеву, что лет сорок назад это называлось саботажем. Лет сорок назад Голубев уже работал в органах, и слово это ему было хорошо известно.

– Если бы сорок лет назад ваши убили моего сотрудника, – ледяным голосом сообщил мне этот лысый гэ-бэшный хрен, – то ты бы, падло, уже давно давал показания в наших подвалах. Несмотря на свои звания и должности.

Вот бериевская сволочь! Я чуть не задохнулся от возмущения, но собрал остатки вежливости и заявил ему, что я сам найду виновных и займусь ими.

– Займитесь, займитесь, КОЛЛЕГА. – Голубев передразнил мое вежливое обращение. – Только все силы на это не потратьте. Поберегите чуток для нашей Красной Армии. Есть сведения, что у отдельных представителей ее командования будут к вам кое-какие вопросы…

Я ошалел.

– Да армия тут при чем?

– При том, – четко сказал Голубев. – Вы хоть поинтересовались именем нашего сотрудника, который попал вчера под ваш каток?

– А что?

Но Голубев уже повесил трубку. Вот гадство! Армия зачем-то здесь приплелась. Вечно мои придурки пришьют не того, кого надо.

После обеда к даче подъехал черный «мерседес». Судя по тому, с каким шиком водитель скрипнул у входа тормозами и с какой озабоченностью забегала внизу охрана, прибыла какая-то важная шишка. Чуть ли не охранник охранников, самый главный российский вертухай.

Я наказал дочке и внукам не высовываться. Набросил пиджак, спустился по лестнице на несколько ступенек вниз и сказал прибывшему:

– Ну?!

Задребезжали подвески большой люстры в холле, а гость невольно попятился. Вот она, сила привычки! Это громовое «ну?!» еще недавно знала вся страна. Братец мой, по образованию физик, в свое время уверял, будто у меня необычный, редкостной силы голос. Я толком не понял, в чем там хитрость. Какие-то децибелы или обертоны. В нем частота колебаний, что ли, особенная. Короче, в горах мне не рекомендовалось кричать и даже говорить в полный голос. Иначе можно было вызвать обвал или лавину.

– Ну? – повторил я тоном ниже. Люстру разбивать не хотелось.

Главный вертухай – по виду между тридцатью и сорока – довольно быстро опомнился и деловым тоном произнес, глядя мне в лицо и потому невольно задирая голову:

– У меня к вам ответственный разговор.

Вот так, без имени, без отчества. Ну да, хозяин пожаловал!

– Говори. – Я глянул на Вертухаича исподлобья. – На все тебе минута. – Хотелось поскорее выпроводить нахала, и в то же время разбирало любопытство: что ИМ от меня надо? Как-никак первый официальный визит за время моего затворничества. Нашли, понимаешь, кого прислать. Вла-а-асть. Мелкая крикливая шушера. Недаром покойный Иволгин воскликнул сразу после выборов: «Страна моя, ты просто спятила!» Бедняга Иволгин. Что он, интересно, чувствовал, когда прыгал из окна своей башни на Котельнической набережной?…

– Здесь неудобно… То есть на лестнице, – заявил нахал. – Разговор строго конфиденциальный. Дело касается ваших близких. Все зависит от вас.

Шантаж. Этого и следовало ожидать. Они догадываются, ЧЕМ меня можно взять за жабры. Но не уверены до конца. Только спокойнее. Не показывай, как ты сразу испугался за Аньку и внуков. Они уважают силу. И они по привычке считают тебя сильным человеком. Если, они поймут, что от президента осталось только громовое «ну?!», они тебя на бутерброд намажут. Побольше металла в голосе.

– Пшел вон! – рявкнул я.

Люстру сотрясло, с нее посыпались подвески. Несколько штук угодило в молодого Вертухаича. Он слетел с лестницы и схватился за лоб, на котором сразу набухла кровавая царапина. Я быстро взглянул на остолбеневших охранников. На них стеклянный дождь из люстры, который я вызывал своим криком, производил всегда неизгладимое впечатление.

Отлично сработано. Я неторопливо повернулся и начал подниматься вверх. Царь давал понять, что аудиенция окончена.

Окровавленный Вертухаич так, однако, не думал. Не убирая ладони со лба, этот маэстро охранников бросился за мной. Как видно, он еще не расстался с надеждой все-таки довести свою миссию до конца.

Я вышел на маленькую тенистую веранду и посмотрел вниз. Наружная охрана столпилась возле «мерседеса» и уже начала обсуждать царский гнев. Эти дебилы с короткоствольными автоматами на животах, получив соответствующий приказ, не затруднились бы расстрелять и меня, и Аньку, и внуков. И вместе с тем они меня побаивались. Для них я был Гулливером среди лилипутов. Связанным по рукам и ногам – и все-таки опасным.

За спиной аккуратно кашлянул Вертухаич. Ранение поубавило у него гонору. Но ясно было, что он так просто не уйдет. Не для того он гнал в Завидово свой «мерседес», чтобы вернуться только с исцарапанной рожей.

Я обернулся к нему.

– Извините, я забыл представиться, – торопливо произнес Вертухаич, бросив опасливый взгляд вверх. К счастью для него, люстра на этой даче только одна. – Я начальник Управления Охраны. Меня зовут Олег Витальевич.

– А меня – нет, – ответил я, внутренне усмехаясь.

Этой дурацкой шуточкой я всегда проверял в разговоре своих противников. Если вежливо хихикнет, значит, уже выбит из колеи. Если удивленно промолчит, значит, умеет держать себя в руках. Олег Витальевич машинально хихикнул. Очень хорошо. Этот сет я выиграл. Но только этот.

– Так что тебе надо? – буркнул я и посмотрел на часы. Вертухай Витальич ловко вытащил из внутреннего кармана пиджака сверток и проговорил быстро: