Он любил, когда все было представлено наглядно и разложено по полочкам.

На отдельных полосках он описывал природу острова: чаек, голубых и желтых птиц (он не знал, как они зовутся), куропаток, рыб, оленей (однажды он видел в зарослях их стройные пятнистые фигуры), цветы, похожие на комнатные орхидеи, дубы и буки, сосны и тисовые деревья.

И, конечно, он фиксировал все воспоминания, какие смог отыскать в своей памяти: поездка в Америку, конференция во Франции, учеба в институте, последние дни до того, как попасть на остров.

Брахур чувствовал, что ведение дневника поможет ему не потерять рассудок – забыть, кто он такой, и через месяц-другой раствориться в толпе сектантов. С другой стороны, сопоставив все записи, можно провести интересующие его параллели и наконец-то выяснить, какого черта он тут делает. Это гораздо легче, чем отчаянно, глядя в одну точку, копаться в своих мыслях и воспоминаниях.

– Наверное, уже на книгу набралось, – улыбнулся Нейт. – Где будешь печататься?

– Зря смеешься, – не отреагировал он на шутку.

Раньше он обсуждал дневник только с Мирией, которой доверял больше, чем Нейту.

– Я понимаю.

Повисла пауза.

Нейт нагнулся к кусту, усыпанному красными ягодами, и потрогал землю. «Глина, – подумал он. – Нужно сделать еще посуду».

Весь прошлый день он лепил горшки и ставил их на просушку под горячие солнечные лучи.

– Я придерживаюсь версии, что меня похитили. – Брахур отложил кору и посмотрел на небо. – И теперь проводят какой-то эксперимент. Возможно, меня пичкают наркотиками, и это все – иллюзия.

У него был пронзительный взгляд, без капли страха. Худое тело – кожа да кости. Осанка – прямая, голова тянется вверх, подбородок приподнят.

– По-твоему, острова не существует?

– Похоже на правду.

– А меня? – рассмеялся Нейт. – Меня тоже не существует?

Вокруг него кружились, метались повсюду пестрые бабочки.

– Версия с похищением такого количества человек выглядит гораздо абсурднее, – сказал Брахур. – Неужели кто-то смог бы провести столь масштабную операцию? Похитить людей и доставить их на остров – это невозможно, просто невообразимо. Да и кому это нужно?

– Значит, остров – твоя галлюцинация?

Нейт смотрел на него с недоверием. Он тоже давно отбросил фантастическое предположение, что их похитили. Даже несмотря на их одинаковую одежду, стандартное комбо – белая майка и черные штаны.

– Я лишь строю дерево вариантов, – пожал плечами Брахур. – Ты разве не заметил, что женщин здесь столько же, сколько мужчин? Подозрительное равенство.

«Он также теряет рассудок. Это место делает нас безумными», – подумал Нейт, но промолчал.

– Я часто вспоминаю свою прошлую жизнь, – продолжал Брахур, – Лизу, институт, учебу на психолога. Последний день до острова. Но я не вижу точки перехода.

Наконец-то они затронули эту тему!

– Какое твое последнее воспоминание? – оживился Нейт.

Брахур немного подумал и неуверенно сказал:

– Рукопожатие. Но я могу ошибаться.

– С кем? – выпалил Нейт.

Он тоже вспоминал чью-то сухую ладонь и ощущение крепко сжатых пальцев. Когда он мысленно перебирал подробности того дня, какая-то муть, густой туман заволакивали все, – и день уплывал, ускользая в небытие.

– Не знаю.

– Я тоже жал кому-то руку.

– Я не помню, Нейт, – признался Брахур и перевел взгляд на церковь.

Мужчины, обгоревшие на солнце, усталые, но восторженные, покидали стройку. Берег словно облысел. Сосны вырубили на десятки метров в глубь острова. Церковь, пугающая своими размерами, поднималась тремя ярусами в небо.

С презрением поглядывая на сектантов, Нейт сказал:

– Мы вынуждены притворяться, носить маски. А знаешь, что это мне напоминает? Притчу, которую я читал еще подростком.

– Рассказывай. – Брахур продолжал писать.

– Дело было в Средние века, – начал Нейт. – Одного преступника бросили в загон к голодным свиньям. Но они не сожрали его, как бывало до этого с другими приговоренными к смерти.

– Он выжил?

– Да, – кивнул Нейт. – Ему удалось выжить, он сразу обмазался свиными экскрементами и стал подражать животным – ползать на четвереньках, хрюкать, реветь и даже есть из общего корыта, не помогая себе руками.

– Свиньи принимали его за своего.

– Именно. Ну и слух о выжившем просочился далеко за пределы города. Многие приезжали в тюрьму, чтобы посмотреть на чудо. А вот соль всей истории в том, что этот человек, поначалу лишь притворявшийся свиньей, полный страха и ненависти к ним, через месяц потерял рассудок, а вместе с ним и речь. Он утратил личность и, судя по всему, комфортно чувствовал себя в этом загоне.

– Ты настолько за себя боишься? – Брахур поднял глаза, испытующе глядя на собеседника.

Кажется, Нейт попал в точку.

– Честно сказать, да. Но больше переживаю за Сифинь. Здешняя атмосфера плохо на нее влияет.

Ему на миг представилась череда дней и ночей на этом проклятом острове – если, конечно, это остров, – дней, заполненных лицами сектантов, страхом за себя и девочку, нескончаемыми «молитвами» и паршивой актерской игрой, которую ему приходилось изображать.

– Старик хочет провести перепись, – прервал паузу Брахур. – Сейчас в поселке почти две сотни человек. И говорят, в лесах живут столько же.

– Они еще не исследовали весь остров? – спросил с иронией Нейт.

Он бросил взгляд на церковь и вдруг увидел рыжую девушку. Она стояла не двигаясь. Ее огненные волосы колыхал ветерок, глаза отрешенно смотрели на церковь.

Он так залюбовался ею, что прослушал сказанное Брахуром.

– Прости, я отвлекся, – признался он.

– Готовятся на следующей неделе, – повторил парень. – Но остров огромен.

– А если туда бежать?

– Сомневаюсь, что удастся, – заключил Брахур. – К тому же это наверняка опасно.

Он посмотрел на голубеющие верхушки гор. Они вздымались крутой, почти вертикальной стеной и казались нереально высокими.

Нейт сделал глубокий вдох и с жаром выпалил:

– Тогда нужно уплыть с острова.

Брахур покачал головой, но ничего не ответил.

Океан шептал плавные, нежные напевы, похожие на шубертовские пастиччо.

«Нужно сделать отметку», – подумал парень.

Он вытащил из связки полоску со списком композиторов и торопливо нацарапал: «Шуберт? Пастиччо, аллегро спиритосо?»

Нейт украдкой наблюдал за девушкой. «Она явно не заслуживает этой участи – быть частью безумной секты. Ее можно вылечить, – решил он, – надо только подобрать ключик».