— Очень современный взгляд.

— Как бы то ни было, — сказала она, — я думаю, что нас обоих не интересует весь этот вздор насчет женитьбы.

— Нет, — с облегчением согласился я, потом взглянул на неё. — Ты хочешь сказать, что считаешь вздором мысль выйти за меня замуж?

— Я не это имела в виду.

— А. — Хотел бы я знать, насколько это правда.

Мысль о женитьбе, безусловно, пугала меня до смерти, но я надеялся, что Кейт-то думает иначе. Мой приятель Баз, с которым мы вместе работали на «Авроре», пару месяцев назад женился в Сиднее, и я был на его свадьбе. Я глазел на него, идущего по проходу в церкви, и не мог до конца поверить, что он решился на это. Я всё ждал, что он перепрыгнет через церковные скамьи, выскочит в окно и удерет в самую глушь Австралии. Но он этого не сделал, и я вдруг перестал понимать его и почувствовал, что не могу говорить с ним так, как прежде. Он теперь был женат. Он стал другим. Конечно, потом, во время праздничного обеда, он казался прежним веселым парнем. Но когда я глядел, как он обнимает свою красивую жену, то сразу чувствовал себя совсем маленьким и немного смешным. Ни с кем в целом мире я не желал быть вместе так, как с Кейт, но не хотел жениться на ней, во всяком случае не теперь. Мне ещё почти два года учиться в Академии. И я вовсе не был уверен, что она когда-нибудь скажет мне «да».

— Ваш орнитоптер готов, мисс де Ври! — крикнул оператор.

Мы пошли к краю платформы, где уже дожидался висящий на трапеции летательный аппарат.

— Спасибо за великолепный обед, — сказала Кейт, когда я помогал ей подняться в кабину. — И за то, что пригласил меня на бал. Очень жаль, что я, наверно, на него не попаду.

— Почему ты так говоришь? — изумился я.

— Потому что я буду на пути к «Гипериону». И ты тоже.

Она не дала мне времени ответить, заведя мотор орнитоптера, от него был жуткий шум, как и от захлопавших крыльев. Я, качая головой, отступил назад. Она одарила меня улыбкой, поправила очки и шлем и дала полный газ. Когда очертания машущих крыльев сделались расплывчатыми, она показала оператору выставленный кверху большой палец. Трапеция отцепилась, и Кейт в своем орнитоптере падала вниз несколько ужасных секунд, прежде чем выровнять машину и взмыть в небо.

К тому времени, как я добрался до Академии, небо прояснилось. В каморке портье меня дожидалась записка от декана, мистера Рупрехта Прусса. «При первой же возможности», — написал он, что, как я решил, означает — прямо сейчас.

Я отправился по одному из длинных каменных коридоров к его кабинету. Сквозь узкие сводчатые окна лились потоки послеполуденного солнечного света. Академия совсем опустела; все были ещё на практике. Моя оказалась короче на пять дней. Вернуться раньше времени было чем-то неслыханным, и я чувствовал себя неудачником. Я боялся, что люди подумают, будто я повредил корабль по собственной глупости или неумению. Неудивительно, что декан Прусс вызывает меня. У меня даже не было ещё возможности подать официальный рапорт, но он, думаю, хотел узнать, почему я так рано вернулся, из первых рук. Я прождал в приемной всего несколько минут, и его секретарь предложил мне войти.

— Как я понимаю, вы опять прославились, мистер Круз, — сказал декан, указывая мне на кресло перед своим грандиозным столом.

Я никогда не мог до конца понять, когда мистер Прусс говорит с сарказмом, а когда — нет. Он преподавал у нас аэростатику и, хотя и редко обращался прямо ко мне, временами упоминал обо мне при всём классе. «Конечно, не все из нас настолько удачливы, чтобы посадить девятисотфутовый воздушный корабль прямо на песчаный пляж, как мистер Круз» или: «Никому не советую устраивать кулачные поединки на стабилизаторе летящего корабля, и мистер Круз может это подтвердить».

Сначала мне было лестно, что меня так выделяют, но через некоторое время я начал чувствовать себя неловко, будто я — что-то вроде уродца из цирка, а мистер Прусс — насмехающийся надо мной инспектор манежа.

Он был знаменитым пилотом, пока автокатастрофа не обрекла его на инвалидную коляску. Кое-кто поговаривал, что она не только лишила его ног, но изуродовала и его душу. Мне это казалось понятным, потому что я бы тоже мучился, если бы оказался прикован к земле навсегда.

На столе у него я заметил свежую газету с новостью про «Гиперион» на первой странице. Он повернул её, чтобы мне было видно.

— Интересная история, — сказал он. — Я полагаю, это правда?

— Правда, сэр.

— Пожалуй, вам лучше доложить мне обо всём лично.

Кратко, насколько мог, я рассказал ему о нашем полете через Кулак Дьявола и как потом мы забрались в поднебесье, чтобы получить награду за спасение «Гипериона».

— Вы отказались повиноваться капитану, — первое, что произнес мистер Прусс, когда я закончил рассказ. Я был потрясен.

— Не впрямую, сэр. Он не мог рассуждать здраво из-за высоты. Он на самом деле не приказывал мне не стравливать газ.

— Но не приказывал и сделать это?

— Нет.

— Или развернуть корабль?

— Нет, сэр.

— Вы отдаете себе отчет, что совершили серьезное нарушение правил воздухоплавания?

— Да, сэр.

— По сути, это был бунт.

Я глотнул воздух. Бунт!

— Мы все умерли бы, сэр.

— Да, наверное.

«Неужели, — подумал я, — мистер Прусс предпочел бы, чтобы я бездействовал и отправил нас всех в ледяную небесную могилу?»

— Так что же, герой вы или бунтовщик, мистер Круз? Интересный вопрос, вам не кажется?

Мне он совсем не казался интересным.

— В тот момент мне казалось, что я поступаю правильно, сэр.

— Что ж, учитывая, что кораблем руководил капитан Тритус, сомневаюсь, чтобы этот вопрос когда-нибудь стал предметом разбирательства в трибунале Воздушной Гвардии. Видите ли, ведь «Бродяга» был вполне приличным судном, пока не попал под начало к Тритусу. Разумеется, мы больше не будем использовать его для обучения наших курсантов. Вы согласны, мистер Круз?

— О да, сэр.

Он откатил свою коляску от стола и передвинулся вдоль него, туда, где солнечный лучик согревал дерево. Может, дело было лишь в перемене освещения, но впервые с его лица исчезла суровость, а глаза засветились добротой.

— Знаете, я ведь тоже видел его однажды. «Гиперион». Мы шли из Рио-де-Жанейро и заметили очень высоко над собой некий корабль. Название мы прочесть не смогли, но я видел его в профиль и знал, что кораблей такого типа уже не осталось. Это мог быть только «Гиперион».