амбициозно навязать всему коллективу. – Прикрыв лицо рукой начальник «Медузы» продолжил, будто с горечью сознаваясь в собственной несостоятельности: – Это всё она…Элен Фергюсон.

– Вот как?! Весьма интересно…

– Удивляет?! Мне по началу тоже такие догадки не давали спокойно спать.

– Вы её подозреваете в чём – то определённом? – спросил я. – Сможет ли подобное отношение, хоть частично, исправить сложившуюся ситуацию? Хотя, признаюсь честно, я пока остаюсь незрячим в рассмотрении смысла происходящего. Его же не существует!

– Но я ведь не зря просил помощи оттуда, – поднятый к потолку взгляд Фаллады формально обозначил роль начальства, как неких небожителей решающих судьбы смертных. При этом обнажились болезненно – желтоватые белки его глаз. – И настоятельно требовал прислать сюда специалиста с осознанно – рациональным мышлением.

Открыв крышку быт – автомата он вынул один за другим два абсолютно одинаково сервированные подносы. На них было по паре стаканов с дымящимся горячим напитком, с десяток бутербродов с ветчиной и сыром и прозрачные продолговатые боксы с неясной густой массой зеленоватого цвета.

– Спасибо за столь высокую оценку моим способностям. Но только теперь я откровенно могу сказать, что скорее всего разочарую вас.

– Не хотелось бы. Ведь ошибаться позволено каждому, – пожилой мужчина принялся за трапезу. – Подходите, угощайтесь! Это вам не стряпня Роллана, который сваливает продукты в один котёл и подаёт полусырым. Здесь всё сбалансированно, питательно, а главное – очень аппетитно. Приготовлено исключительно из морепродуктов: бутерброды с кальмарами, напиток из водорослей. Остальное, сублимат и синтез.

Забрав свой поднос с долгожданным завтраком я отравился назад на кушетку. Первым, что я решил попробовать оказалась густая масса, не внушавшая особого благоприятного впечатления. Удивительно, но по вкусу она напоминала картофель обильно приправленный грибами.

– Моя задача состоит в том, чтобы проанализировать составные данные планетарной биосферы, вывести факты и дать заключение, которое может повлиять на всю дальнейшую работу Станции. И те люди, которые составляют её персонал, а тем более учёные, могли бы стать в помощь в такой деятельности. Но что же наблюдаю я, как приверженец истинного храма науки и знания?! Все кто успел проконтактировать со мной , включая и вас Генрих, тем только и занимались, что пытались намёками и шизофреническими недомолвками надавить на меня, убеждая в тщетности этого визита. ответьте же, наконец, что особо важного связано со смертью погибшего дельфина? Почему на Станции отношение к вновь прибывшим гостям, мягко говоря, столь специфичное, а главное, негативно предвзятое?

Встав в пол оборота ко мне Фаллада ленно дожёвывал очередной бутерброд продолжая мерно запивать съеденное напитком. Его взгляд стал задумчивый обращённый больше в себя, чем во вне.

– Всё это у нас началось полгода назад, когда прошла очередная смена контингента. Я уже месяц пробыл на Гекате занимаясь изучением звуковых аномалий гидропространства местных океанов. На станцию были направлены двое учёных и пара новых гидронавтов – глубоководников. Правда один из прошлого экипажа ещё оставался в команде, для вводных инструкций.

– А научным персоналом оказались…

– Да, именно они – Филипп Мерсье и Элен Фергюсон. Тогда ещё между ними были довольно сносные отношения. Но постепенно всё скатывалось в какое –то безумие. – Короткие жиденькие волосы на голове Фаллады вновь встали всклоченными, как при первой встрече. – Это ведь Элен притащила с собой афалинов, в тройке которых и был Монах. Кстати, весьма точная кличка для него. Он всегда обособленно держался от Кэпа и Ники и рьяно выполнял каждое задание Фергюсон… Он ведь был её дипломным заданием, и одновременно, пропуском в аспирантуру.

– Особый дипломный статус. Для разрешения на вывоз материала необходимо значительно постараться…

– Как видите, это стало возможным. Тем более, что дельфины ещё не прошли полностью апробацию на восприятие внешней среды Гекаты. При том ещё, что допустимая глубина для отряда афалинов достигает максимум семисот метров. А станция опущена на гораздо большую горизонталь, практически в два раза превышающую норму – более полтора километра.

– Эти данные, конечно же, могут иметь особое значение. И должны будут весьма серьёзно помочь делу. Об одном стоит сейчас сожалеть, что я не являюсь ихтиологом, чтоб принять во внимание и дать объективную оценку.

– Не стоит тешить себя пустыми чувствами и возможностями, Макс. Вся история только начинается, – отставив стакан Фаллада наконец полностью обернулся в мою сторону. – Элен много времени отдавала своему детищу, занимаясь с дельфинами нейро – синаптическим программированием с психо – сонарными модуляциями. Как по мне, то весьма скользкая тема для настоящего учёного. Но, чего стоят наши притязания к тому, кто увлечён своими идеями. Ведь мы, слуги науки, так ревностны и завистливы друг к другу.

– А чем занимался Филипп, какие темы он вёл? – спросил я заинтересовавшись разговором. Еда, видимо, успокоила меня, придавая силы к дальнейшей беседе.

– Никаких. На первых порах, я даже просчитался, решив, что он из персонала технического обслуживания. Ан нет! Честно говоря, Мерсье, отличный парень, хорошо разбирающийся в очень многих вещах. Частенько помогал батинавтам, знает множество технических мелочей «Медузы». Но вот как истинный учёный, мелок и слабоват.

– И вы можете утверждать это полагаясь на определённые основы и факты?

– Перестаньте, Макс. Я не один десяток лет руковожу исследовательскими коллективами и лабораториями. Доводилось даже побывать в двух экспедициях. И уж кому, как не мне иметь ясную позицию в том, что уж я – то ещё в силах отличить настоящего учёного от ремесленника.

– Однако же, как на мой взгляд, никакой определённости в создавшуюся ситуацию вы не способны внести. Даже под эгидой научного сторожила и главы Станции. Вы просите помощи, основываясь на психологическом дисбалансе в коллективе, сами же не способны внятно объяснить, что же происходит на комплексе. Что у вас остаётся?! Только лишь строить догадки и предположения, навеянные страхами и непониманием?

– Не торопитесь, юноша. Пытаясь разбирать происходящую действительность, стоит попытаться рассмотреть суицид Монаха не просто как несчастный случай. А как акт отчаянного действия с осознанием своих намеренных ошибок.

– Погодите, Генрих. Со слов Роллана, дельфина вынудили совершить это безумное действие пастухи – касатки в отместку за частые нападения на косяки рыб.

– И вы хотите этому верить?!

– Не хочу. Но пока принимаю к сведенью.

– Тогда вам придётся столкнуться с тем, что зовётся непреднамеренной ложью.

– Не вижу в этом никакого смысла, – отставив в сторону поднос, я начал постепенно попивать уже остывший напиток. – Зачем кому – либо необходимо врать, если это ничем не обусловлено. Я же лицо совершенно не заинтересованное.

– Это вы так полагаете. А они?.. – он тяжело выдохнул. – Всё то время, пока Монах был на Станции, Фергюсон постоянно возилась с ним. Скорее это