можно назвать одержимостью, творческой лихорадкой. Я старался по – отечески наставлять её. Но, уж тема ей казалась интересная. Иногда, даже, возникал резонный вопрос, кто ей больше нужен, этот дельфин или… Гери?

Теперь я не старался перебивать Фалладу, понимая, что ему просто необходимо выговориться, разделив свои подозрения и выводы с совершенно отстранённым от этой банальной истории человеком. А самое главное, им мог стать практически любой, кто только что прибыл на Станцию, будь он даже биокибером.

– Винить Филиппа, не стоит. Ситуация ведь предельно проста и наивна. Он ревновал к работе, дельфинам, к тому минимуму времени проводимой с ней. И Элен подчинялась, не стараясь понять Гери, и всё более ненавидела окружающее. Вот так и возник Виктор Полозов.

– Погибший батинавт?!

– Простите, Максимилиан, но из ваших уст это звучит уж очень трагично. Поймите, что такого человека нет, и существовать не может. Это фантом до сих пор присутствующий в сознании некоторых из членов команды Станции. Правда, уже как воспоминание. И я это могу доказать предоставлением учётных записей в регистрационном журнале прибытий и вахтенных смен.

– Хорошо. Но истинность подобных записей с лёгкостью можно сфальсифицировать или сымитировать примерными данными?

– Не вопрос. На многих внешних объектах, находящихся в галактическом Ближнем или Дальнем Экстерре существуют системы дислокационного обнаружения. И вы, и я, и каждый человек группы, включая и дельфинов на «Медузе», фиксируется радарными маяками и отображается в виде кода с позицией в пространстве. Полозов же отсутствует как таковой!

– Если ещё и учитывать то, что он уже трое суток как мёртв и кинут на съедения местных морских обитателей.

– Неужели, то что я привожу вам действительные факты отсутствия навеянной субъективности не является доказательством?

– А вы бы сами, поверили, когда каждый старается убедить тебя в бесцельности и ненужности твоего нахождения на комплексе. При этом вознося прискорбие относительно, якобы, погибшего призрака.

– Здесь я разведу руками. Вам придётся самому решать ход и эмоциональное составляющее отношения к этому делу.

– Тогда я скорее всего займусь своей прямой обязанностью и постараюсь собрать максимальное количество данных о обстоятельствах окружающую эту противоречивую смерть афалина.

– Суицид…Не забывайте, Макс, что это было аффективной ответной реакцией мыслящего существа на происходящее с людьми.

– Что?! – презрительно сощурился я. – Генрих, вы как истинный учёны, позволяете себе произносить подобное? Ведь только послушайте, как это анекдотично звучит – смерть по причине осознания собственной вины и бесполезности дальнейшего существования и жизнедеятельности. Смерть из – за уязвлённого самолюбия. Наконец – то мы обнаружили совесть! И у кого, дельфина – афалина.

– Вы видите в этом глупость?! – недоумевающе спросил Фаллада.

– А в этих словах подразумевается что – то иное?! Ведь должны же быть весомые и весьма весомые причины для такого акта…

Поднявшись я всем своим видом стал показывать что собираюсь прекратить нашу беседу. Наш разговор изначально превращался в фарс, где страхи и предрассудки замкнутого коллектива проявлялись в глупости логических построений одного из его представителей.

– Постойте, Макс. Вам стоит согласиться с тем, что направленные психо – модуляциями Монаха образы исчезли практически сразу с его смертью.

– Это не доказательство. Вернее, подтверждение обратного, было ли вообще воздействие на людей. А если такой довод и обоснован, то зачем вам тогда продолжать оставаться ночевать в ординаторской?

Сжимая и растягивая в долгом молчании губы Генрих Фаллада тяжело сопел. Решение говорить далее давалось ему с трудом:

– Я не обвиняю никого в происходящем. Если бы не гипотетический адюльтер Элен с этим… Виктором Полозовым, а терпение и лояльность Филиппа были на высоте, то рыбина осталась бы жить. Отчасти, я рад что всё закончилось с его смертью.

Подойдя к двери я остановился.

– А вот сам Гери так не считает. По нашему вчерашнему разговору я сделал вывод, что количество дельфинов не уменьшилось, а осталось прежним. Это наводит меня на совершенно дикую мысль о каком – то странном саботаже. И выяснять это я не собираюсь! – открыв дверь, я вышел в тёмный, после яркой освещённости ординаторской, коридор. На мгновение замер: – Благодарю за угощение!

Сориентировавшись, я отправился в свою каюту.

7

Берт пришёл позже меня, когда по местному распорядку уже начинался вечер. Шапка тёмно – русых волос поблёскивала и отдавала влагой, а весь его вид выдавал сдерживаемую усталость после перенесённых нагрузок. Таким я БР – 3 видел редко. Лишь когда мы задерживались в лаборатории, подгоняя результаты неотложных экспериментов под необходимые нормативы.

– Загостился ты, как я погляжу…

Выдав свою очаровательную улыбку биохом подошёл к секретеру.

– Стараюсь стать более полезным и необходимым. Пришлось подчиниться и пройти небольшой подводный экскурс

– Берт, не забывай, что здесь мы максимум на неделю. И с определённым заданием Управления. Не стоит уж так стараться.

– Я прекрасно помню, – он начал перебирать сложенную стопку книг. – Но стоит ли при этом становиться замкнутым и закрытым от остальных. Думаю, моё общение принесёт особую пользу и тебе, и персоналу Станции.

– Какой – то резон в этом есть. Только весьма относительный. Ты уже в курсе того психологического фона, который возник на «Медузе»?

Спокойное лицо биокибера обратилось в мою сторону. Он уже прекратил свои поиски и держал книгу в руке зажав палец между страницами в виде закладки. На однотонного цвета обложке было выведено изощрённым старым шрифтом: Дьондюранг «Философия одиночества».

– Скорее всего я пока этому не придаю особого внимания, так как не обнаруживаю необходимости в гиперболизации происходящего.

– Может быть – зря. И стоило бы пронаблюдать и подумать.

– О чём? – довольный находкой Берт подошёл к креслу – лежанке и удовлетворённо опустился в него. – О намеренной смерти дельфина по кличке Монах? Или конфронтации двух научных работников, которые никак не состыкуются в едином мнении по исследованиям?

– Это кто же такие?

– Ихтиолог и по совместительству фельдшер – медиколог, Элен Фергюсон и начальник исследовательской станции, Генрих Фаллада.

– Ты хочешь сказать, что между ними существует психологически – конфликтная заинтересованность на основе чисто научно – унитарного характера. Но ведь их темы разняться…

– Не совсем. Тем более, что у обоих есть определённая тенденция в явной причастности друг к другу.

– Не хочешь же ты сказать, что пожилой Фаллада воспылал более, чем отеческой, страстью к молодой сотруднице.

– Макс, скажи, ты никогда не думал, что большинство людей, по своему назначению, весьма заурядные существа?

– А как давно ты стал отвечать столь философскими измышлениями на поставленный вопрос?

– Просто, чем больше познаёшь окружающее, тем чаще начинаешь замечать образующуюся простоту из навеянной многообразности. Мудрость не приносит печали, а лишь статику.

– Не мудрость приносит