Повернувшись к Берту, я похлопал его по колену:

– Я рад, что у тебя всё хорошо и «Мнемозина» станет теперь лишь очередным этапом в твоём развитии.

– Спасибо, Макс. В этом плане можно сожалеть только о том, что биологический императив людей столь ограничен из – за их же собственного противостояния себе. Попытки руководить им столь незначительны и бесполезны, что они и не замечают уже, как с этим справиться. Ведь вся их культура и устремлённость по сути своей зависят всего лишь от двух факторов, один из которых явно преобладая держит всё шаткое здание Цивилизации. Подумать только, как гормональная структура довлеет не только над мозгом, но и над общественным синтаксисом. Что само собой, влечёт закомплексованность в выборе векторного направления всех их действий. «Мнемозина» же способна вывести человечество на новый этап, уведя в сторону от кабалы регулирующих инстинктов.

– Не забывай, Берт, – я поднялся собираясь в конце концов принять душ, – кто составлял и писал проект. И будь на то воля и возможности люди уже давно использовали бы «Мнемозину».

Вода успокоила и освежила меня. Размышлять о всякого рода нестыковках и разночтениях не хотелось. При этом обязательно навешаются ярлыки предвзятости и обвинений. Сейчас важным для меня было продумать ход действий на завтра.

Выйдя из кабинки и продолжая вытираться, я украдкой посмотрел на Берта. Освещённый мягким светом ночника он продолжал сидеть в кресле с книгой и что – то рассматривать.

– А, Макс? Ты тихо вошёл… – он вновь опустил перед собой голову. – Я тут случайно взял твои документы, решил ещё раз посмотреть фотографии. И наткнувшись на одну из них, кое – что вспомнил. Вот, держи, – он мне передал широкий и тонкий проспект «Вестника» ИЭБ очень давнего издания. Подобные ему уже не выпускались и хранились лишь архивах.

– Где ты его откапал? – спросил я.

– Захватил с собой. Теперь открой его и на первых страницах ты увидишь того, кого хотел бы найти. Он среди тех, кто изображён на снимке. Сам Виктор Полозов.

Вытянув последнюю фотографию из папки не имеющую никакого отношения к досье, Берт протянул её мне.

– Он тоже здесь.

Момент удивления стал лишь блёклой тенью моего внезапного осознания в понимании того факта, кто именно был изображён на обеих фотографиях.

8

Однообразность замкнутого пространства на «Медузе», так весьма свойственная на кораблях Космофлота, выбивала из привычного распорядка суточной колеи. На Станции, что день, что ночь, выглядели однотипной и постоянной протяжённостью не имеющей определённого начала и завершённости. И потому здесь, меня начала одолевать тягостная сонливость, которую я пытался согнать наигранной бодростью.

«Утром», стоя под прохладным душем, я старался себя уговорить думать более рационально и не стараться впадать в эмоциональные прострации потакая экипажу. А самой основной своей задачей видел, исполнение поставленного задания без отвлечения на измышления начальника Станции и возможные субъективные видения каждого из членов команды. Мало ли кого они могли наблюдать, всё это следовало ставить под сомнения и проверять, возможно даже в иных условиях и с экспертами особых полномочий. Сейчас меня немного волновало то, что Берт мне рассказал вечером. С количеством видимых им дельфинов он мог и напутать – не мудрено отдалённо принимать одного и того же афалина за совершенно иного, если ты не специалист и не в тесном общении с ними. А уж тем более, мельком и издали. Но вот явное существование эфемерного Виктора Полозова, явившегося во плоти и крови полностью разрушало всякое мышление. Указание на предполагаемый портрет неизвестного батинавта я принял лишь, как очередной аргумент в пользу материальности незнакомца, но не его личности. И если полностью доверять словам и свидетельствам экспериментального биокибера, то гидронавт – глубоководник оказывался…

Нет, я в это не хотел верить! Подобная история в сути своей не могла бы происходить, так как тот, кто пытался выдавать себя за Полозова давно уже почил и оставался лишь в памяти немногих спецов Института. Значит, это мог быть обычный двойник. Либо, воспалённое восприятие Берта, основанное на побочных последствиях в его памяти от загружаемой «Мнемозины», создало некий идеальный образ, для необходимых биохому программных конструкций. Других версий, я как работник ИЭБ, искать не старался, пытаясь отмежеваться от всего, что сейчас касалось незнакомца.

Приводя себя в порядок, я начинал свой очередной день на Станции с того, что попытался распланировать посещения. И первым пунктом значился Фаллада. Мне не очень – то хотелось идти в его «логово» после вчерашнего разговора, в котором звучало с его стороны больше фальшивой откровенности и подозрений, основанных на страхе. От меня же исходил явный сарказм и с трудом скрываемого недоверия к собеседнику. Теперь же, – и я в этом был уверен – старик не захочет уж на столько со мной быть откровенным держась более строго и сдержанно. Для себя же первой необходимостью я ставил выяснить радиальный ландшафт, тектоническую составляющую и саму суть работ проводимых на Станции и в её акватории. Попытку родственных взаимосвязей молодого ихтиолога и экзальтированного пожилого мужчины стоило оставить на потом. Объяснял я себе это практичностью и целесообразностью в стремлении найти компромиссы дававшие мне наиболее эффективно закончить свою миссию и убраться с Гекаты поскорее.

Отыскав на секретере злополучный «Вестник» и вновь рассматривая фото, я удручённо сжал губы и зачем – то вырвав страницу засунул её в карман куртки. Мотнув в сомнении головой и хмыкнув быстро вышел в коридор собираясь позавтракать.

В этот раз до столовой с камбузом довелось добраться значительно быстрее. Сработали хорошая память и ориентация. Ещё на подходе стали слышны запахи приготовленных блюд и возня с посудой. Внутри помещения всё было так же как и вчера – сияя чистотой и отсутствием кого – либо.

– Есть тут кто живой?! – пришлось мне громко спросить.

Пройдя на прежнее своё место, я потёр в ожидании руки. Из проёма к камбузу появилась Элен Фергюсон. В однотонном фартуке поверх серого рабочего комбинезона и с растрёпанными короткими волосами она показалась мне значительно привлекательной, чем вчера.

– Вы сегодня поздно пришли. Но по традиции, мне всё же придётся вас потчивать.

– Простите, просто мне ещё нужно привыкнуть к режиму, который царствует на «Медузе».

– У вас весьма мало для этого времени. – Элен поставила передо мной поднос с яствами. – Или подчиняйтесь сразу, или…

Я с удовольствием осматривал блюда аппетитно пахнувшие.

– Или?

– Улетайте с Гекаты. Ведь смысл всего здесь происходящего не стоит и выеденного яйца.

– Это вас кто – то уже убедил в подобном мнении? – я