Полину встретил Жора прямо у двери.

— Не зря я писал во все инстанции… Испугались. Не зря, — торжествовал он победу.

— Зря, — ответила она соседу.

Она-то знала отчего ожили фонари на улице. Она знала! Знала! И могла только резюмировать не без восхищения. — Надо же!

И она это видела!

Она не могла видеть, что Жора в своей комнате, уже пытался достать шваброй до фонаря из открытого окна.

Уж больно свет обнажил прокуренное запустение его комнаты. Аж слепил этот фонарь, будто прямо в комнате поместился.

Швабра, увы не дотягивалась до плафона чуть-чуть! Но, похоже, фонарь был обречен.

Жора всегда добивался. Не привык отступать.

Засвидетельствовано 15 декабря 2018, бестетрадные.

Пластик

Быть Злой ей было всегда в тягость. Она не любила в себе холодную и острую сталь, от которой шла волна неприятия всего и всех.

В такие минуты-часы она не подходила к телефону, взбиралась на антресольную часть комнаты — на свои нары добровольные под потолком. И только тогда ей было уютнее и безопаснее.

И злоба её спрыгивала вниз, и жила отдельно. Хотела — шла на улицу гулять, и там, с прищуром высокомерия, дерзила прохожим. А то, устав от отдельности, возвращалась, и уже взяв жестко так хозяйку под руку, заставляла спуститься с нар в пропасть неуютную дома, где не было никого, ничего, только эхо от вечно лающей соседской собаки. И это было невыносимо.

Она стучала в сердцах соседу в стену, что-то кричала, но злость не отступала. Выхода было два — в окно или в дверь.

Сегодня был выбран второй — дверь. Тяжело гукая металлом, она закрылась за хозяйкой и осталась ей верным сторожем.

Выскочив во двор, и швырнув пакет с мусором в бак, она шагнула за ворота двора.

Шла опустив голову, и старательно прогоняя рапидом и виды улицы и прохожих на ней.

Она знала эту свою асфальтовую тропу, каждую выбоину в ней и разлом. И точно знала что зацепится за «нечто» там, на углу. Это нечто фигой всегда вырастало внезапно перед носком сапога. И тут же пряталось, исчезало.

Потому что она, падала неоднажды, но враждебную к ней зацепину так и не обнаружила. Хотя и смотрела под ноги.

И как было не злиться.

Дул ветер. Резкий и неприятный. Пахло корюшкой. Она терпеть не могла этот запах.

Потом — больше, она увидела этот прилавок, с россыпью серебристых рыбок. Пришлось перейти на другую сторону.

И тут ей навстречу из-за угла вышла невеста. Настоящая, в белом. Высокая и красивая, она шла одна. Шла не торопясь, смирившись с приговором, который, по-видимому, только что вынесла ей жизнь или еще кто-то.

Ляля (так назовем героиню) уступила дорогу широкому подолу платья невесты, а та вдруг, ни с того ни с сего, впихнула ей в руку свой серебристо- белый букет. Он блеснул на солнце крупными ромашками и флердоранжем.

— Живи! — приказала невеста то ли Ляле, то ли букету. Села в машину и уехала. Ляля заметила, как зажатый дверцой, торчал шлейф от платья, он был похож на флаг капитуляции.

Ляля с букетом немножко постояла на месте прислушиваясь к чему-то. Потом поднесла букет к носу. Цветы оказались фальшивыми. Неживыми. И серебристостью своей напомнили Ляле гору корюшки на прилавке.

Она очень быстро сунула его за ближайшую водосточную трубу. Ей почему-то не хотелось идти дальше по злому своему знакомому маршруту, и она вернулась домой другой дорогой.

Здесь гулял сосед со своей страшной собакой. И Ляля почему-то не стала отпихивать ее от себя ногой, а наклонилась и почесала мрачного кобелька за ухом.

И хозяину его чуть улыбнулась: — Привет, Федя!

Федор был сражен:

— С вами все в порядке?

И тут же попросил у нее денег в долг. И ей пришлось отказать. Наличных у нее давно не было. Пластиковая карта, как у всех, и к которой она не могла привыкнуть никак. Но ее не спрашивал никто. У всех были карты — удобно.

А она вот, краснея отказала соседу.

— Только на пластике.

— Оно понятно. — вздохнул Федя. — А! Жаль, — искренне огорчился он.

Огорчилась и Ляля. И на пластик, и вспомнила брошенную невесту. И вдруг остро почувствовала ее беду.

Невесте было еще хуже чем ей. Но почему-то это не радовало.

А вечером, когда к ней заехали сын с невесткой на высоком, как её нары, джипе, она раздраженно почти приказала сыну.

— Оставь мне наличных денег немного.

Сын удивленно поднял брови.

— С пластика милостыню не подать, — объяснила она и зло хлопнула дверцей отъезжающего джипа. И ей очень хотелось пнуть этот металлический зад.

18 мая 2020, Цветочная тетрадь.

Не туда

Она не любила лето по странной причине — к ней с вопросами «как» и «куда» постоянно приставали туристы. Они принимали её за местную старую жительницу, которая вполне могла заменить карту. И то. Вопрос — ответ. И счастливый турист шагает весело дальше, вооруженный обстоятельным ответом на правильном русском языке.

Она всегда вызывала у туристов, и в том числе иностранных туристов, доверие. И совершенно напрасно.

Хоть и жила она в центре города и давно, но центр этот знала мало. Он всегда давил на нее имперской своей значительностью. От робости перед этим великолепием она путала названия дворцов, улиц и мостов. Тушевалась и стыдилась этого, и поэтому, как только очередной турист спрашивал её о чем-то, она сразу пугалась, чувствовала ответственность и спеша, торопливо как первоклассница на уроке, отвечала туристу. Ее благодарили.

Она шла дальше и с ужасом понимала, что отправила людей совсем не туда. И более того — совсем в противоположную сторону. Как будто в этот самый ответственный момент кто-то нарочно, в насмешку выкладывал неверный маршрут.

И каждый раз этот таинственный кто-то подсовывал эту путаницу в её ералашную голову. И она страдала и жалела этих людей, которых угораздило задать ей этот вопрос — Куда? Главное непонятное было в том, что потом она четко знала куда нужно было указать идти. Но это было потом. И так легко и рядом.

А бедолаги, которые у неё спросили, наматывали лишние километры по городу. И наверное ругали её за враньё. И думали о всех горожанах по примеру её дремучести или вредности.

Одно было в утешенье, Город был настолько красив, что лишние километры должны быть приезжим людям в радость.

Вот и сейчас, рассказав двум милым женщинам и подробно и уверенно как пройти