Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда поздно вечером вернулся муж, робко открывавший дверь своим ключом, потому что приготовился к привычному скандалу по поводу неразумно потраченных денег, то удивился какой-то небывалой тишине. Не орал телевизор. В коридоре мягко светилось никогда не работающее бра. В квартире был ослепительный какой-то новый порядок. Он скинул стоптанный башмаки и побежал в комнату. Не случилось ли чего. Он заметил новые тяжелые шторы на окне необычного золотистого цвета. Все было прибрано, весь ненужный бумажный хлам был убран с полок. Появилось какое-то новое пространство наполненное светом и воздухом.
Он побежал в спаленку. Там он обнаружил огромную незнакомую кровать, застеленную немыслимым шелковым бельём.
Поверх всей этой роскоши спала Людмила в незнакомом халатике. Она крепко спала, сном уставшего за день человека. И муж с удивлением обнаружил, что рядом на шелковой подушечке лежит лупа. Дамы отдыхали.
Вот и определись с этой женской логикой. Еще утром жена негодовала и с брезгливостью поведала ему о том, что терпеть не может антикварное барахло, и кто эту лупу в руках держал неизвестно! Надо бы её спиртом протереть, прежде чем в дом тащить.
«Наверное протерла», — подумал муж, погасил свет в спальне и тихо пошел на кухню.
Выходя, он зацепился за тапочки жены. Наклонился их аккуратно возле кровати.
«Смотри-ка ты… И помпон пришила», — поощрил он жену.
Этот полуоторванный помпон сильно раздражал его последние дни и порождал скандальчики.
И ужин, оставленный для него на столе показался ему необыкновенно вкусным. И даже электрический чайник не так сильно шумел, наверное боясь разбудить двух новорожденных. Или гостью.
24 февраля 2014, бестетрадные.
Вторжение
Они ворвались в её дом как мамаева орда. Громко-звучные незнакомцы, со слегка выпученными восточными глазами, и из всех исковерканных плохим знанием русского языка, она поняла только «трубы». Они пришли менять трубы. Откуда решили, кто приказал, но, услышав угрозу — «отключим воду, если…», — Татьяна сдалась. Сдалась этим вторженцам, хоть ей и очень жаль было ломать роскошный серо-бежевый кафель. Ванная комната была вообще предметом её гордости и зависти. Здесь было продумано, все канализационные устройства были спрятаны, обшиты и ничем себя не выдавали. Продуманное освещение, сама ванная по происхождению — француженка. Что там говорить. От одной мысли, что эти мужики сейчас разом лишат её этого стерильно-уютного и любимого, особенно по утрам, места, застали Татьяну врасплох. Она только руками развела. И сдалась.
Она ушла в дальнюю комнату, чтобы не слышать незнакомой гортанной речи, грохота дрели и прочих устрашающих звуков этого вторжения.
В комнате она плотно закрыла дверь и подошла к окну. Стала смотреть на улицу. Но увиденное на улице мало успокоило её. Неслись машины, увозя своих равнодушных хозяев, шли пешеходы резвой трусцой, видно опаздывая на службу. Небо было серым и тучным, и обещало дождь или снег.
Мрачность картины усугубил разрулившийся под окном грузовик, с теми самыми трубами. Их стали разгружать и Татьяна отвернулась от окна.
Её угнетало только то, что после ухода этих горцев надо будет делать в ванной ремонт. Мало того, что этот факт сам по себе угнетал, но тревожило то, что денег на это не было. Изразцы в ванной комнате были из той еще, далекой теперь «невозвращенки» — жизни то есть той её давней, когда ей все было все-равно, и она могла себе позволить любой ремонт, любой кафель. Она жила на широкую ногу, и ремонтники, которые отделывали эту квартиру сразу почувствовали в ней редкую женщину. Богатую и не жадную. Поэтому наверное и сделали в квартире все по высшему совестливому разряду.
Но время сдвинулось. Ушло в минус. В минус во всем! В возрасте здоровье, работе, деньгах. Сейчас этот минус грозился вытянуться в длинное тире. Татьяна даже не пыталась думать о том, что с этой «дырой в нищету», она так мысленно назвала пролом в стенке ванной комнаты, она останется до конца своего жизненного похода.
А горцы всё горланили, кричали друг на друга, дверь на лестницу была не закрыта. Они бегали туда-сюда, с этажа на этаж. Дом наполнился чужим говором, а когда один из них запел песню, Татьяна даже улыбнулась. Только закрыть глаза и ты как будто на Кавказе, куда много раз её возили родители. Она много раз слышала эти песни. И тогда они ей очень нравились, своим непривычным для уха мужским многоголосьем.
Татьяна закрыла глаза, послушала. Нет. Эффект был другой.
Пение это в её доме вызвало только раздражение и почти детскую обиду.
И немножко необъяснимого страха. Чувство острое, как у животины, которую ведут на бойню, охватило Татьяну. Она стремительно вернулась в комнату и села к роялю. Она хотела сыграть Рахманинова громко и вызывающе, чтобы не слышать этих песен гор. Но неожиданно заиграла «Сулико». Потом «Тбилисо», потом «Ереван». Она играла по памяти все что помнила из музыкального обхождения всех горцев.
Одну из мелодий вдруг подхватили пришедшие мастера.
И Татьяна обнаружила их всех за своей спиной. Они поддакивали ей кивками и улыбками. А один, помоложе, даже станцевал, сделав круг по паркету в грязных башмаках. Потом раздались дружные аплодисменты.
А дальше случилось то, что может случиться при абсолютном доверии и любви. На столе в кухне появилось вино и белоснежная брынза и фрукты.
Трубы были заменены уже через минуту, а по приказу бригадира усатого и смешного тут же была заделана дыра, и наклеен кафель. с розочками на белом фоне. Все это выглядело букетом ярким и даже живописным. Дыры как и не было.
Горцы ушли, шумно и долго провозглашая достоинства хозяйки. А Татьяна убирая кафельные крошки на полу ванной, все думала: «Что это было? Что это было?» Но думалось ей уже совсем без всякого страха. Она улыбалась, глядя на оригинальный импровизированный букет на кафеле. Он остался теперь здесь навсегда. И, никакой дыры в нищету.
25 февраля 2014, бестетрадные.
Первая любовь
Все, конечно, помнят ярко и сильно свою первую любовь. Проносят воспоминание это через всю жизнь, обогащая её всякими прекрасными возможностями