приятное тепло, и под боком у него опять лежал большой мурчащий кот. И снова молодому человеку не хотелось просыпаться, потому что ему было слишком уж уютно, слишком приятно находиться в полусне и не думать о реальной жизни со всеми ее проблемами и неприятностями. Правда, сейчас ему было не так удобно, как накануне — он лежал, скрючившись, поджав под себя ноги, и его спина уже начинала немного побаливать от такого положения. К тому же, рядом с ним явно находился кто-то еще, кроме кота: Грушев слышал какое-то звяканье, шорохи, тихое постукивание и другие выдававшие чье-то присутствие звуки.

Парень открыл глаза и обнаружил, что лежит в том самом кресле, в котором он кормил из шприца новорожденного котенка, забравшись в него с ногами. Кто-то заботливо укутал его сразу двумя пледами, а сверху на него запрыгнул черный, как смоль кот — возможно, тот самый, которого он видел в столовой. В комнате было светло, за окном сияло по-зимнему холодное, но яркое солнце и серебрился снег. А за спинкой кресла по-прежнему раздавался какой-то тихий шум.

Грушев высунул из-под пледа руку, сдвинул с себя кота и, поморщившись от боли в затекшей спине, попытался выпрямиться. Кот недовольно заворчал, но продолжил дремать, не потрудившись даже приоткрыть глаза. За креслом же, как оказалось, наводил порядок на столе рыжеволосый парень по имени Костя, не то бой-френд, не то просто друг красавицы Таи с восточными глазами.

— Доброе… утро. Или день, — неуверенно заговорил Егор хриплым от сна голосом. — Который час, не подскажете?

Рыжий парень поднял голову и посмотрел на него мрачным и нелюдимым взглядом.

— Почти двенадцать, — процедил он сквозь зубы и снова принялся вытирать стол, переставляя с места на место валяющиеся на нем вещи.

— Ох… Это сколько ж я проспал? — удивился Грушев, окончательно выбираясь из-под пледа и пытаясь встать. Голова у него снова начала слегка кружиться, и он, уже наученный горьким опытом, остался сидеть в кресле, давая себе немного прийти в норму.

Костя молча пожал плечами, видимо, посчитав этот вопрос риторическим, и, отвернувшись к окну, стал водить тряпкой по подоконнику. Егор на мгновение заколебался, не зная, как правильнее будет повести себя с этим нахалом: тоже начать его игнорировать, усилить конфликт или попробовать, наоборот, наладить с ним хотя бы ровные отношения? Тот факт, что юноша прибирался в комнате Таисии, говорил в пользу того, что отношения у него с этой девушкой все-таки весьма близкие, и это с каждой секундой нравилось Грушеву все меньше. Завязать ссору с рыжим значило настроить против себя обоих новых знакомых, а этого в его неопределенном положении делать не стоило. Но и подружиться с тем, кто ревнует к нему свою подругу, вряд ли было возможно…

Так и не решив, какую ему выбрать тактику, Егор медленно встал с кресла, поправил задравшийся свитер и шагнул к вытирающему пыль молодому человеку.

— Слушай, Костя — тебя ведь так зовут? — заговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал холодно, но не вызывающе. — Я здесь у вас всего два дня… вроде бы. И мне никто не объяснил, где я и как здесь оказался. Может, пора уже это сделать?

Рыжеволосый парень поставил на место маленький горшок с фиалкой, положил рядом тряпку и повернулся к Грушеву. На лице у него застыло странное выражение — то ли злость, то ли обида, то ли желание сделать Егору какую-нибудь гадость… То ли просто дурное настроение, для которого порой не нужны особые причины.

— Как ты здесь появился? Да очень просто, — проворчал Костя, насмешливо скривившись. — Моя сестра с детства домой всякую пострадавшую живность тащит — то птичку с подбитым крылышком, то кошку со сломанной лапой… Теперь вот стала старше — и целого мужика притащила!

— Сестра? — изумленно переспросил Грушев, не веря своим ушам. — В смысле, Тая?

Братья и сестры, конечно, могут быть совсем не похожими друг на друга, и Егор сам знал таких людей, но представить себе, что эти двое — родственники, он не мог при всем желании.

— Двоюродная сестра, — с усмешкой пояснил Костя. — Отец у нее русский, и он брат моей матери. Многие, глядя на нас, удивляются…

Голос его слегка потеплел, и в нем уже не было обиды на весь мир. Хотя на Грушева он все равно смотрел напряженным взглядом и предлагать ему дружбу явно не собирался.

«Брат, значит, — пронеслось в голове у дальнобойщика. — То есть, драться с ним, если даже совсем достанет, нельзя. А надо будет, наоборот, завести с ним хотя бы приятельские отношения… Не факт, что это хорошая новость!»

— А мама у нее кто? — поинтересовался Егор.

— Мама Тайки — тайка. Из Таиланда, в смысле, — отозвался его новый знакомый. — Они с дядей еще в девяностые по интернету познакомились — и вот… Живут полгода здесь и полгода там. А в эту зиму с ними и мои предки уехали.

«Может, это и к лучшему, что вся остальная ее родня сейчас отсутствует? — подумалось Грушеву. — А то пришлось бы еще с ними со всеми сразу отношения налаживать…»

Он снова отогнал неуместные в его ситуации мысли и напомнил себе, что так ничего и не узнал о месте, в котором находится, и заставил себя переключиться на эту более важную проблему.

— Где мы все-таки? — повернулся Грушев к Косте, который, ответив на один его вопрос, проигнорировал остальные и снова потянулся к тряпке. — Точнее, нет, скажи сначала, какое сегодня число? Я не верю, что пробыл здесь всего два дня, это невозможно — я слишком сильно замерз после аварии и сломал несколько ребер, так что точно не мог так быстро выздороветь.

— Ты провел у нас два дня, и сегодня третье декабря восемнадцатого года, — ответил Костя. Он говорил все тем же раздраженным тоном, но, к удивлению Егора, его голос, как и у Таи накануне, когда она отвечала на тот же вопрос, звучал совершенно искренне, и ни движения его глаз, ни жесты не указывали на то, что он врет. Объяснений этому Грушев видел два: либо у этих двоих наследственные актерские способности, либо…

— Как такое возможно? — медленно произнес он, поскольку его собеседник опять замолчал, явно так и собираясь выдавать ему информацию по крупицам.

— Долго объяснять, — попытался отмахнуться от него Костя, а потом, посмотрев куда-то за спину Егора, добавил. — Лучше пусть Тайка тебе сама все объяснит.

В то же мгновение Грушев услышал позади какой-то странный негромкий звук — словно бы легкий хлопок — и, обернувшись, увидел Таю. О том, когда