больных. Здание в длину имело 50 саженей (более 100 м) и 28,5 сажени «поперег». Постройка обошлась в 4 тысячи рублей — сумма по тому времени огромная. В здании имелось две светлицы-отделения на 48 человек, «кои не очень больны», и два помещения для 52 тяжелобольных и раненых, в которых были предусмотрены вентиляционные отверстия для вытяжки «густого и нездорового воздуха». Отверстия эти соединялись с трубами, выведенными наружу. В земле, под полом лазарета, находилась яма для сбора нечистот, поступавших из нужников, что располагались не на дворе, а в самом здании лазарета, что для больных, понятно, было весьма удобно — «дабы больные недалече и не чрез стужу ходить могли». Яма для сбора нечистот укрывалась бревнами и дерном и также имела вентиляционные трубы.

Все покои лазарета отапливались печами. Имелись чуланы для караульных и надзирателей, «кои у больных приставлены». Эти дежурные следили за состоянием перевязок у больных, давали лекарство, то есть выполняли обязанности теперешних санитаров. Рядом со светлицей подлекарей и лекарских учеников, которые «денно и нощно по переменкам у больных обрстаютца», располагалась специальная «малая кухня», где приготовлялись пластыри и варились лекарства — отвары, взвары и пр. Рядом — аптека с готовыми медикаментами и анатомический кабинет-прозекторская. Лазарет являлся не только лечебным, но и медико-учебным заведением. Все помещения на зиму утеплялись, обивались войлоком окна и двери.

В отдалении от других покоев лазарета была устроена так называемая «солвационная» изба — изолированное помещение для венерологических больных, на 8—10 человек, с двойными стенами, «дабы как свет, так и малейшие ветры проходить не могли». В этой палате больные спали на нарах, в которых были устроены щели для стока мокроты «в сделанный под ними ров или таз». Здесь имелась вентиляционная труба для «выходу густого и вонючего воздуху». А освещалось помещение «нашником».

В лазарете была устроена баня с теплой мыльней и передней, «в которой больные скидываются», то есть раздеваются. Имелись в этом лечебном заведении и пивоварня, и сарай для телег, саней, конской сбруи, конюшня на 1–2 лошади, провиантский магазин-склад, комиссариат, в котором жил эконом, жилые помещения для обслуживающего персонала, отдельная уборная для них.

Участок рядом с лазаретом предполагалось использовать таким образом: в неприметных местах устраивались поленницы дров, а большая часть пространства перед входом в лазарет обсаживалась «дикими деревьями во образ алей», что делалось «для воздухоуловления или прохлады в весеннее время больным, особливо же тем, кои цынготную болезнь имеют». При лазарете был и свой огород с растущими лечебными травами и овощами «на удовольствие больных».

Строился этот лазарет подрядчиками взамен старого, сгоревшего. На фундамент пошло 15 кубических саженей плитного камня, 30 тысяч штук кирпичей для труб, печей и очагов. Было израсходовано 100 бочек извести, бревен трехсаженных — 300, четырехсаженных — 100, пятисаженных — 100, гвоздей — 10 тысяч штук. Крышу покрыли гонтом[7].

Едва лазарет был построен, как его сразу же обеспечили необходимым инвентарем и посудой, приобретенными у «купецких людей»: ушатами, ведрами, корытами, чашками, кадками, чанами, кружками, ложками, ножами.

Внутренняя жизнь госпиталя определялась специальными регламентами, регулировавшими с дотошной мелочностью больничный быт. Предлагалось, например, для ухода за больными и для стирки их белья иметь по одной работнице на 20 трудных «поносных», к 30 поносным «средним» назначалась одна работница, и одна «баба» обслуживала 50 легкобольных. В регламенте говорилось, что «для надзирания над бельем и над работницами иметь во всяком госпитале по одной надзирательнице и по одной помощнице из старых вдов или добрых замужних жен, которые похвалу на себе носят, доброго состояния. И помянутых работниц держать в крепком призрении, чтоб ни единая из них не могла сходства иметь и разговаривать с молодыми холостыми лекарями и учениками, тако ж и с больными или с караульными солдатами, или с надзирателями, и накрепко смотреть, чтоб, кроме помянутых, другия женщины, какого б звания ни были, в госпиталь не входили». Уборку помещений госпиталя, протапливание печей, ношение воды осуществляли работники-мужчины, помогавшие женщинам выполнять самые тяжелые работы.

Регламент предлагал и следующий ассортимент спальных принадлежностей: «…постель в госпиталях для больных иметь по болезням, а именно: трудным и средним — волосяные матрацы и подушки круглые, обшитые тиком, а для поносных болезней на верх сей постели тонкие камышовые класть. Легким — камышовые, вязаные, в четыре или пять дюймов толстотою, и на них войлок обшить хрящом (сорт полотна. — С. К.)». Подушки у больных были набиты конским волосом и обшиты полотном, заменявшим наволочки. Одеяла делались из серого, то есть некрашеного, сукна с подшитыми «на живую нить белыми простынями». Постели всех категорий больных застилали холщовыми простынями. На каждого «поносного» имелся запас в три перемены белья, а для прочих больных — по две. Регламентом предписывалось заменять на «поносных» белье «по вся дни», на других же — один раз в неделю, а венерологическим больным белье менялось по особому распоряжению доктора или лекаря. Для освежения воздуха в госпиталях жгли «курительные вещи». Как видим, регламент, изданный в 1735 году, хоть и являлся отражением уровня медицинской науки той поры, но, по крайней мере, стремился обеспечить больных солдат довольно сносными условиями жизни.

Чистота тела исстари считалась на Руси одним из условий, обеспечивающих здоровье человека, отсюда и страстная любовь русских к баням, не утерянная и военнослужащими «регулярного» периода. Понятно, что обзавестись своими полковыми банями можно было лишь в слободах, и Семеновский полк выстроил свои первые бани сразу по переезде в свои казармы, в 1742 году. Сначала, правда, они считались госпитальными, но вскоре банное строительство развернулось, и появилась даже возможность предоставлять полковые бани для петербуржцев, которые могли пользоваться ими, заплатив за вход одну копейку. И уже в 1750 году было замечено, что доходы от бань поступают в полковую казну немалые. Для надзора за банями определили особого сержанта, имевшего помощниками несколько старослужащих солдат или инвалидов, неспособных к строевой службе. Во второй половине века банный промысел принял в Семеновском полку такой оборот, что наблюдение за банями поручили смотрителю госпиталя, а потом и полковому квартирмейстеру.

Бани строились во всех полках. По сути дела, они были общественными, потому что ни один из полков не собирался отказываться от значительной статьи дохода и широко открывал двери для всех желающих помыться. Прибыток от бань, к примеру, лейб-гвардии Конного полка доходил до 1100 рублей. И не о полковых ли банях тоже говорилось в указе уже пожилой царицы Елизаветы, когда в 1760 году она строго потребовала выполнять прежние распоряжения, запрещающие людям «мужеска и женска пола» париться в общественных