Они попрощались. Мужчины развернулись и медленно побрели по пустынной улице. Внезапно зажегся фонарь, и к ним присоединилась пара теней, бесшумно скользящих по столетним каменным стенам.

Глава 3

Индия, 1941 год

Он взял свечу и ушел за ширму. Ширмой они называли деревянную раму, оклеенную коричневой бумагой, которая отделяла умывальник от остальной комнаты. На бумаге появились причудливые тени. Нерис отвернулась, чтобы не видеть, как моется муж. Ее взгляд бесцельно блуждал по неровной стене, пока не сфокусировался на простом деревянном распятии, которое висело рядом с кроватью.

Когда он нес свечу обратно к кровати, желтый огонек начал мерцать и едва не потух. Свеча вновь стояла на ночном столике — значит, все в порядке и можно лечь на спину. Матрас, набитый шерстью яка, привычно зашуршал. Эван взял Библию, которая всегда лежала рядом с его подушкой. От него пахло мылом и едким мужским потом. Он опустился на колени рядом с кроватью. Нерис хотела присоединиться к нему в молитве, даже откинула одеяло и попыталась сесть на кровати, но Эван остановил ее:

— Господь все видит. Он не будет сердиться. Тебе нужно отдыхать, Нерис.

— Я в полном порядке, — пробормотала она, но осталась лежать. Она слушала, как он читает на валлийском строки из Книги Иова. Когда он замолчал, Нерис подумала, что молитва закончена, и произнесла «аминь», но поспешила. Муж продолжил молиться про себя. Иногда она тоже пыталась творить беззвучные молитвы. Помимо прочего она просила у Бога сделать ее лучшей женой.

Наконец Эван вздохнул и поднялся на ноги. Снял толстый халат, повесил его на крючок, затем откинул одеяло, позволяя лезвию холодного воздуха проникнуть в недра постели. Возникла секундная пауза, фигура, облаченная в полосатую фланелевую пижаму, нависла над кроватью. Он словно усилием воли заставлял себя лечь рядом с ней.

— Ты готова ко сну? — спросил он.

— Да, — ответила она.

Он задул свечу и укрылся одеялом. Матрас прогнулся под его весом. Нерис напрягла мышцы ног, чтобы не позволить себе прильнуть к мужу. Ей было грустно, внутри поселилась ужасная пустота. Ей хотелось ощутить тепло его тела и нежные объятия, которые лучше любых слов могут залечить душевные раны, но сегодня был трудный день и она не хотела беспокоить мужа.

— Доброй ночи, дорогая, — сказал он.

— Доброй ночи, Эван, — тихо отозвалась она.

Скоро он заснет. Сцепив пальцы под грудью, она лежала с открытыми глазами и вспоминала ушедший день.

Работа с маленькими детьми приносила большую радость. Малыши надевали школьные фартуки поверх своей рваной одежды. Сидели очень тихо и внимательно следили за тем, как она пишет слова и цифры на доске. Один, два, три. Сапоги, шляпа, яблоко, рука. Они стойко выносили и эту скуку, и чтение вслух Библии, чтобы потом можно было петь песни, танцевать и играть в ладошки. Дети на свой лад распевали «Апельсины и лимоны» и «Фермер в долине». Нерис пыталась повторить то, что они пели. Дети громко смеялись, когда она пыталась говорить на их языке. Иногда она вместе с детьми придумывала простые песенки. Нерис играла на фисгармонии, дети подыгрывали на барабанах, свистульках и бубнах, и тогда слова вообще были им не нужны.

Со старшими было сложнее. Нерис знала, что они приходят в школу только ради бесплатных обедов. В миссии кормили супом, давали рис и рагу из чечевицы. На уроках подростки вертелись, перешептывались между собой и пропускали мимо ушей все, что она говорила. В три часа заканчивались занятия, и они веселой гурьбой мчались через двор на волю. Дети не учились, а отбывали повинность. И это несмотря на то, что остаток дня они будут работать в поле или за ткацким станком. Она надеялась лишь на то, что еда и минимальная медицинская помощь, которую она могла оказать, компенсируют эти два часа взаимного непонимания. Она лечила их кашель, конъюнктивит, разные детские болячки, а они за это делали вид, что слушают ее уроки. Все дети переставали ходить в школу в возрасте восьми-девяти лет. Родители предпочитали, чтобы их «лишняя пара рук» не тратила время зря.

Нерис прислушалась к медленному и глубокому дыханию мужа. Если честно, она старалась не терять оптимистического настроя, но с каждым днем усиливалось ощущение того, что здесь они — пара невежественных чужаков — только зря теряют время и напрасно пытаются победить примитивный быт и чужой язык и проникнуться многовековой историей.

Разумеется, Эван не согласится с тем, что они невежды. Он считал, что в мире существует только одна истина, и нести эту истину язычникам — дело первостепенной важности. Нерис не разделяла точку зрения мужа. Может, она теряет веру в Господа? Только под надежным покровом темноты и одеяла она могла позволить себе подумать об этом. Неприятный холодок пробежал по спине Нерис. Разве может жена миссионера не верить в Бога?

По иронии судьбы, именно Индия подвела ее к пропасти сомнения. В Уэльсе все было просто и понятно. Нерис ходила на педагогические курсы, познакомилась с преподобным Эваном Уоткинсом, который приехал в отпуск из индийской миссии. Бог, в которого они оба верили, был неотъемлемой частью их жизни. Он был благословением, которое произносили перед едой, молитвой перед сном — за семью, за страждущих, за Короля и Королеву и несчастных язычников. Бог был часовней по воскресеньям, толстой черной Библией, нонконформистскими гимнами и целым жизненным укладом, который она признавала приемлемым и комфортным. Даже после того как Эван сделал ей предложение (она молилась о том, чтобы он позвал ее замуж), во время непродолжительной помолвки и после свадьбы, в течение медового месяца в Англии (она не будет останавливаться на этом сейчас) и во время приготовлений к поездке в Индию она никогда не сомневалась в правильности своих поступков, и ее вера была крепка как никогда. Эван услышал призыв стать миссионером, и она гордилась тем, что сможет сопровождать его. Всеми силами она будет поддерживать его, и вместе они добьются успеха.

В Шиллонге, центре пресвитерианской благотворительной миссии в Индии, они прожили первые три месяца своей супружеской жизни. И эта жизнь была не очень сложной. В миссии была большая школа, в которой преподавание велось на высоком уровне, а местные семьи готовились к принятию христианского послания, на котором в основном выстраивалась школьная программа. В часовне регулярно отправлялись службы для семей миссионеров и внушительного числа новообращенных. Был и фельдшерский пункт для оказания первой помощи и лечения легких недомоганий, классы для занятий по домоводству, гигиене и овощеводству для местных женщин. Нерис с удовольствием работала там. И все это поддерживалось маленькой, но организованной религиозной коммуной. Миссия даже открыла больницу, где принимал квалифицированный врач. Чаще всего туда обращались роженицы, чтобы в безопасности и чистоте произвести на свет ребенка. Там же помогали тем, у кого началось заражение крови, прокаженным, больным туберкулезом, бешенством и другими шокирующими заболеваниями, распространенными в Индии. Нерис видела, что они с мужем делают пусть и незначительное, но нужное дело.