– Осторожнее, Бастьен, или привычка совать нос не в свое дело станет еще одной твоей мерзкой чертой.

Бастьен наградил Ану насмешливым взглядом и вернулся в гостиную. Она ощутила ужас, увидев, что он сжимает в руке.

Он показал ей газету – на другом языке, но с такой же фотографией на первой полосе.

– Скажи, сколько бульварные газетенки тебе за это платят?

– Ты точно спятил, если думаешь, что я имею к этому какое-то отношение!

– То есть ты отрицаешь свою связь с этим дерьмом?

– Конечно, отрицаю! – подчеркнула она каждое слово.

– Тогда расскажи, о чем вы с соседкой договаривались вчера перед вылетом?

– Честное слово, это совсем не то…

– Ты меня дураком считаешь?

– Только если ты веришь тому, что прочитал в газете! – вырвалось у нее. – Бастьен, какую выгоду могу я извлечь из этого абсурда?

Он медленно приближался к ней, пока она не почувствовала смесь его ярости и неповторимого мужского запаха.

Казалось, ничто не может спасти ситуацию.

– Я буду полным кретином, если после всей этой галиматьи не вышвырну тебя вон.

– Я не имею никакого отношения к этой статье, о чем бы в ней ни говорилось.

– Притворяешься, будто не знаешь, что там написано? – прищурился он.

Понимая, что чуть не проговорилась, Ана поджала губы. Кроме ее отца, пришедшего в ужас, когда она доверила ему свою тайну, и матери, которая была этому виной, никто ничего не знал.

– Я давно перестала читать то, что обо мне пишут. – Ей было неприятно врать, но ложь лучше постыдной правды. – Если ты скажешь, что именно тебя так сильно обеспокоило, я взгляну на это.

Брови Бастьена медленно поползли вверх, во взгляде сквозил скептицизм.

– Что меня так сильно беспокоит? Давай посмотрим. Уже шесть месяцев мы якобы являемся любовниками. Нет, конечно, меня это не тревожит, зато наводит на мысль, что я не прочь делить свою женщину с другими мужчинами. И еще: оказывается, я предоставлял тебе свою яхту для наркоманских тусовок. А вчера я пришел тебе на помощь, потому что ты, возможно, носишь моего ребенка. Но самое гениальное – поздравления твоей соседки Симоны с предстоящей свадьбой! Это выше всяческих похвал! Блестящая развязка, не так ли?

Ана была потрясена до глубины души. Папарацци превзошли сами себя, но ей не верилось, что им удалось сочинить такую нелепую историю всего за одну ночь.

– Я не прикладывала руку ни к одной из этих бредовых фантазий.

– Я обещаю тебе очень большие неприятности, – холодно предупредил он.

– Почему? Потому что на фотографии в твоем взгляде нет безразличия?

Для посторонних глаз Бастьен выглядел как всегда – спокойным, обходительным бизнесменом, полностью контролирующим свою жизнь. Сжатые челюсти говорили, что с этим человеком шутки плохи. Но Ана увидела беспокойство и проблеск доброты в его взгляде. Этот взгляд она помнила с детства.

– У тебя бурная фантазия, дорогая, – бросил он.

– Ты совсем не холодный, бесчувственный человек, каким хочешь предстать перед миром. Чего ты боишься, Бастьен?

– Что бы тебе ни привиделось, этого не может быть. Если ты плетешь интриги, вынашиваешь в своей прекрасной головке коварные планы, лучше навсегда выброси их оттуда.

Но Ана была неустрашима.

– Не смей запугивать меня.

Он пожал плечами и направился к двери.

– Будь уверена, что какое бы наказание я ни выбрал, оно будет одобрено всеми.

– Мечтай, мечтай!

– Поживем – увидим, – сказал он с легкой улыбкой.

Ана одернула жакет, подобрала с пола газету и положила ее на кофейный столик. Надев пальто, которое ей одолжила Матильда, она затянула ремень и взяла сумочку.

Ана проскользнула мимо Бастьена к выходу и, пока они спускались в лифте, старалась его игнорировать.

Пока они ехали по улицам Женевы, она молчала, поняв, что сейчас не самое подходящее время взывать к лучшей половине Бастьена.

Он с головой погрузился в изучение кипы документов, делая в них пометки.

– Я должна буду что-то говорить на совете директоров?

– Ущерб уже нанесен, – процедил Бастьен сквозь зубы.

– Что это значит?

– Это значит, что сейчас тебе остается пожинать плоды.

Ее волнение усилилось, когда машина затормозила у большого здания, стеклянный фасад которого сверкал на солнце. Швейцар в белых перчатках открыл дверь. Оказавшись во владениях Бастьена, Ана осознала, что попала в другой мир.

Пол был устлан ковром кремового цвета, на стенах висели картины. Секретарша, сидящая за полукруглой стойкой, поприветствовала Бастьена.

– Члены совета собрались в зале заседаний, месье Хейдекер.

– Спасибо, Хлоя, – кивнул он. – Можешь попросить Татьяну встретить нас?

– Конечно.

Набирая номер телефона, она смотрела на Ану с нескрываемым любопытством.

– Татьяна мой личный секретарь, – объяснил Бастьен, нажимая на кнопку в лифте. – Она позаботится о тебе, пока я буду на совещании.

– Выходит, я буду просто прохлаждаться?! – возмутилась Ана. – С таким же успехом я могла остаться в отеле.

– Мы это уже обсуждали. Куда иду я, туда и ты, – надменно повторил он свое условие.

– Тебе, похоже, это нравится! – съязвила Ана.

– Откуда такое рвение предстать перед советом директоров? Ты же выпрыгнула из едущей машины, лишь бы не появляться здесь. – Его взгляд скользил по ней. – Ты даже приложила усилия, чтобы улучшить свой внешний вид. Как это понимать, мисс Дюваль?

– Ты всегда думаешь о людях самое худшее, или так везет только мне? Тебе не приходит в голову, что я хочу поскорее с этим покончить и вернуться к своей прежней жизни? – поинтересовалась Ана.

– Скучаешь по съемкам? – цинично улыбнулся Бастьен.

– Нет, я хочу избавиться от тебя и твоих извращенных представлений обо мне. Чем больше времени я провожу с тобой, тем сильнее рискую заразиться твоим испорченным мнением о человечестве.

Если в отеле Ане казалось, что Бастьен способен взглядом замораживать воду, то сейчас он готов был испепелить ее. Он схватил Ану и сжал так, что она касалась пола только пальцами ног.

– Советую тебе, дорогуша, придерживать язычок за зубами.

Ане почудилось, что она немного помешалась. Откуда у нее взялась маниакальная потребность злить его еще больше?

– Или что, Бастьен? Ты накажешь меня?

Бастьен молниеносно прижал ее к задней стенке лифта и впился губами в ее рот. Жар охватил Ану с головы до ног, и она застонала от удовольствия. Когда их языки бесстыдно переплелись, пламя разлилось по ее жилам и обожгло низ живота. Чувство было незнакомое, но настолько восхитительное, что Ана снова застонала, распаляя Бастьена.