– Да, знаю. Прости, что надавила на больное. – Люси барабанит по рулю, всегда так делает, когда нервничает. – Кстати, обо всем этом…

– О чем? – переспрашиваю стальным голосом. У меня дрожит нижняя губа, я ее закусываю и смотрю на Люси. Она на взводе.

– Просто… колледж. Учеба. Вряд ли я могу так и дальше себя вести. – Люси замолкает. – Я много думала об этом после ланча. Ты знаешь, я всей душой поддерживала нашу затею. Возмездие имеет смысл. Казалось, мы делаем что-то правильное. Что-то важное в память о Джордане. Но теперь… когда родители Дэвида уехали бог знает куда, а ты просто помешалась на той адвокатессе… это уже неправильно. Особенно с колледжем… Если меня выкинут, потому что поймают нас… – Она качает головой. – Мне крышка. Ты знаешь, что другой я себе позволить не смогу. Столько труда – и все под откос? Бабушка не переживет. Прости.

У меня падает сердце, но я не подаю виду. Я тоже не желаю зла ее бабуле, это одна из прекраснейших женщин во вселенной и единственная, помимо Люси, с кем я могу заставить себя общаться после смерти Джордана. Но речь о Мишель Теллер. Люси не нравится, что мы с ней делаем? В смысле, нормально, что эта тетка мирно спит по ночам после того, как днем защищала кусок дерьма, убивший моего брата? Моя месть не одержимость, а жалкая попытка вынудить мир обрести какое-то подобие равновесия.

Впиваюсь ногтями в ладони. Закусываю то, что осталось от моих и без того погрызенных щек. Они снова кровят.

Не важно.

Я окаменела. У меня не осталось чувств, не осталось боли. Не осталось слез.

Так сжимаю зубы, что они едва не крошатся.

– Все нормально. Занимайся своими делами. Колледжем и всем прочим. Проехали.

– Прости, Мэй, – кривится Люси. – Но тебе не кажется, что мы уже достаточно сделали? Для Джордана? В память о нем?

Киваю – и откровенно лгу. Ей не понять: никогда не будет достаточно. Я могла бы отомстить за каждого пострадавшего, кто живет на этой планете, каждого, кто когда-либо будет на ней жить, но это не отменит того факта, что тогда я трусливо спряталась в кладовке. Никогда не отменит того факта, что я единственная, кого Дэвид оставил в живых.

– Все хорошо. Как я и сказала. Без разницы. Ты в своем праве. – Я поворачиваюсь к окну, и остаток пути на прослушивание мы едем в тишине.

К тому времени, как мы добираемся до склада, я уже в ярости.

Это одна из причин, по которой меня выгнали – извините, попросили – из школы. В прошлом году, прежде чем произнести роковые слова, Роуз-Брэйди сказала, что уже дала мне второй… третий… десятый шанс (ее слова, не мои), но они просто не могут позволить мне остаться в школе. Я слишком непредсказуемо себя вела (опять же ее глупые слова), слишком часто срывалась на людей.

К тому же каждый раз, когда я выполняла тест, слушала лекцию и проходила мимо гребаного заколоченного входа в репетиционную… каждый раз я чувствовала, как умирает еще один маленький кусочек того, что осталось от моей души.

Самое прекрасное, что выгнали меня всего за пару недель до того, как администрация решила, что в Картере слишком много гнева и призраков, и закрыла школу навсегда.

Мы с Люси идем на склад и оказываемся в длинном узком коридоре, освещенном яркими люминесцентными лампами.

Шумы инструментов накладываются друг на друга, создавая какофонию. Впервые с того дня я слышу живую музыку. Свою трубу я забросила. Даже не знаю, где она сейчас. В последний раз я ее видела в репетиционной, прежде чем пошла поискать дополнительную стойку, оставив инструмент позади. Оставив позади так много.

Не знаю, куда ее дели, не стала спрашивать. Я не хочу знать.

– Куда мы идем? – Прикрываю уши руками, чтобы заблокировать звуки. Здесь так громко, что думать тяжело. Хочется врезать по стене.

– Сюда. – Она шагает по коридору направо. Я сую руки в карманы и следую за ней, опустив голову.

Примерно на полпути что-то сильно бьет меня по плечу, и я теряю равновесие. Поднимаю глаза и вижу парня с одной из этих надоедливых хипстерских стрижек. Он тащит футляр для трубы – гребаный футляр для трубы – наверное, им мне и заехал. Мы смотрим друг другу в глаза, и каждый атом моего тела сжимается. Молния пронзает тело. Что за хрень? Кем он себя возомнил, что может ударить меня и пойти дальше без извинений? Ни за что не спущу ему это с рук.

Поворачиваюсь к нему, когда он проходит мимо, и, не задумываясь, толкаю его лицом в стену, вкладывая в удар каждую унцию ярости, что скопила за последнюю неделю – прошедший месяц – прошедший ГОД – бурлящей, обжигающей и ослепительной.

– Эй! – голос парня высокий и скрипучий, и я понимаю, что он намного моложе, чем мне показалось, лет тринадцать или четырнадцать максимум. Его лицо еще не избавилось от детского жирка и прыщей. – Ты что творишь? – Он боится. Меня. Как будто я монстр; кто-то, кто способен причинить ему боль, кто-то, кого я бы не узнала, если бы посмотрела в зеркало. Наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга, и я вижу слезы на его глазах за толстыми очками. У меня перехватывает дыхание.

– Мэй. – Рука Люси ложится мне на плечо, отрывая меня от парня. – Какого черта ты делаешь? – Она оттаскивает меня от трубача.

Парень на секунду замирает, а затем несется прочь по коридору. Уже на пороге кричит вполоборота:

– Психованная!

Я крепко сжимаю челюсти и прислоняюсь к стене, к твердыне здания, пытаясь себя заземлить, а оскорбление звенит в ушах.

Люси стискивает мое плечо. Я понимаю, что меня колотит. Даже ощущая стену позади, я вижу, что мир меняется: поднимается и опускается с каждым моим вздохом, сбивает меня с толку, кружит голову. Присутствие Люси не помогает, не в этот раз.

– Что это было? – ее голос спокойный, но в нем слишком знакомая напряженная нотка.

– Ничего. – Я стряхиваю ладонь подруги и сажусь на корточки, обхватив голову руками. – Ничего! Он меня ударил. Я… Он… должен был извиниться. – Едва выдавливаю из себя слова; они крепко сидят у меня в глотке и, как только выходят изо рта, повисают в воздухе между нами, тяжелые и неправильные.

Люси опускается на колени рядом со мной и смахивает с моего лба непослушные волосы, как делала все те месяцы, когда я почти не выходила из своей комнаты.

– Эй. – Я не хочу смотреть на нее. – Мэй. Посмотри на меня, пожалуйста.

Я наконец уступаю.

Она склоняет голову набок.

– Подруга. Я у тебя такой агрессии уже несколько месяцев не видела. В чем дело? Само место повлияло? Что придется слышать, как играет группа? Прости, я даже не подумала об этом, когда попросила тебя…

Я делаю пару глубоких вдохов, пытаюсь замедлить бешено стучащее сердце.

Мои руки сжаты настолько сильно, что я задаюсь вопросом, не переломаются ли все крошечные кости в моих кистях.

– Нет… ничего. Я в порядке. Просто… – Поднимаюсь, и она следует моему примеру. Я пытаюсь стряхнуть морок, вести себя нормально и не портить Люси всю ночь, как делала за прошедший год больше раз, чем могу сосчитать.