свое прошлое, когда училась в колледже и вот так же выходила с занятий, пропитавшись запахом зелий. Мир снова был правильным, и я в нем занималась тем, что мне нравилось, тем, чего я хотела.

– А это куда ведет? – спросила я, увидев, как от основного коридора ответвляется боковой. Там было сумрачно и тихо, и на мгновение мне показалось, что в сером безмолвии что-то ворочается. Невольно сделалось тоскливо.

– В картинную галерею, ее создал прошлый ректор, – объяснил Бен и прибавил шага. Навстречу шел один из ассистентов, мы поздоровались и неприятное чувство, что кто-то смотрит в спину, рассеялось. – Все картины там живые. Видела когда-нибудь такие?

– Ни разу, только слышала, – живые картины и правда были чудом. Художник рисовал, например, пейзаж, а затем заклинанием отделял крохотный кусочек мира и поселял в полотне. Зрители смотрели и чувствовали запах ветра над степью или слышали шум волн. Если живым был портрет, то человек на нем мог, например, улыбнуться.

– Месяц назад как раз новую картину привезли. Подарил отец Линды.

Вспомнился сегодняшний фокус Патрика и визг прекрасной барышни. Впрочем, теперь она не казалась мне настолько прекрасной: просто девушка из достойной и благородной семьи, которой никогда не приходилось надевать заштопанные чулки.

– А промертвие не могло приехать в такой картине? – предположила я. – С учетом того, что в министерстве магии не любят господина ректора.

Бен рассмеялся. Чем больше времени мы проводили вместе, тем спокойнее и вольнее он себя чувствовал и уже не смотрел смущенным взглядом исподлобья.

– Нет, это совершенно невозможно, – ответил он, и мы вышли на лестницу, похожую на туго сжатую пружину. – Нельзя поместить промертвие в картину, оно просто не позволит это сделать.

Я кивнула. Лестница привела нас к дверям и коридору, который вывел к мягкому сиянию фонариков и темному плющу над входом в кафе. Среди плюща возились караванские феи – крошечные, с радужными хрустальными крылышками, они укладывались спать. Бен открыл дверь, пропуская меня в кафе, и произнес:

– Пирог у них просто всем на зависть.

Кафе не пустовало: за столиком в дальнем углу я увидела ректора в компании с Линдой, и неприятное ощущение царапнуло меня острым коготком. Линда в очередной раз сменила платье – на этот раз выбрала темно-синее, с пояском под грудью: мягко струясь, оно окутывало ее фигуру, словно ровный поток воды. Но Робину Эверарду, кажется, были безразличны ее прелести – он угрюмо откинулся на спинку стула, словно хотел быть подальше от своей спутницы, и изучал какие-то бумаги. Одним словом, не выглядел так, словно у них свидание.

Почему-то меня это обрадовало. Когда открылась дверь, Робин и Линда обернулись к нам: мы поздоровались, Бен провел меня к столику возле окна, откуда открывался удивительный вид на поля и гребни лесов до самого горизонта. Перед нами тотчас же возникли чашки чаю и тарелки с горячим вишневым пирогом, и официант поинтересовался:

– Может быть, вина?

– Нет-нет, чаю достаточно, – торопливо ответил Бен и, когда официант отошел, объяснил: – Стоит выпить хоть глоток, сразу же рука отнимается.

Я понимающе кивнула. Сегодня Бен подавал мне коробки с ингредиентами, но сам не смог бы ни нарезать, ни отмерить, ни смешать. Пирог оказался выше всяких похвал: нежный, тающий во рту, он буквально погружал во вкус вишни. Давно же я так не сидела с кем-то в кафе! Невольно вспомнился родительский дом – как, интересно, отец объяснялся с Зульбаром? Я оставила записку на столе: “Ушла, замуж по приказу не выйду, не ищите”, и теперь хозяина ломбарда надо было утешать и успокаивать…

Ну и хорошо, что я этого не вижу и не знаю. У всех свои дороги, и я собиралась идти туда, куда меня зовет сердце.

Башня качнулась.

Я не поняла, что происходит – пирог почему-то заплясал вместе с тарелкой, в баре зазвенели бутылки, стол поехал куда-то в сторону, застыл и начал скользить обратно. Мир наполнился омерзительной дрожью, и я сама не поняла, как схватила Бена за руку. Хотелось говорить, закричать, сказать что-нибудь, но на шею словно кольцо надели, и оно стягивалось, не позволяя произнести ни слова.

Башня качнулась еще раз, и словно со стороны я увидела, как через кафе летят листы бумаги, брошенные ректором. Мы все вскочили, Бен притянул меня к себе, и все наполнилось низким гулом и ревом, словно к нам летело какое-то чудовище намного больше дракона.

– Держись! – услышала я голос Бена: он выплыл откуда-то из невероятного далека. – Держись! Это провал!

4.1

Делла

На лекциях по магической безопасности в колледже нам рассказывали о том, что такое провал: они возникают непредсказуемо, захватывая часть пространства в пузырь, который невозможно пробить изнутри. Однажды в детстве я попала в такой провал, когда играла с детьми служанок в саду: нас будто бы посадили под купол, из которого нельзя было выбраться. Одна из девочек расплакалась, но быстро успокоилась: так мы и сидели в траве, пока отец не вызвал мага – тот разбил невидимый купол, и мы вышли на свободу.

Тряска прекратилась. Все замерло, и я почти услышала вздох облегчения, который издала Малая башня. Официант выглянул из-за стойки и едва слышно спросил:

– Все живы?

– Живы, живы, – откликнулся Робин. Линда свой случай не упустила: прильнула к нему всем телом в поисках защиты, и я поняла, что меня это бесит. Казалось бы, с чего мне кипятиться? Но я кипятилась. Хотелось оттащить поганку в сторону, желательно за волосы.

– О Господи… – выдохнула Линда. – Никогда не попадала в провал! Но нас ведь вытащат отсюда?

– Конечно, – недовольно ответил Робин, отстраняя от себя девушку. – Вся академия знает, что случилось, отдача прошла по всему замку. Сюда уже идут.

– Хотелось бы верить, – Линда села за столик и немедленно принялась обмахиваться салфеткой. – Принесите вина, мне надо успокоиться.

Выпустив руку Бена, я тоже села за стол. Ничего страшного не произошло, мы просто сидим в кафе, и скоро нас отсюда вытащат – я пыталась опомниться, но не могла. Что-то подсказывало мне, что это не простой провал. Что случилось нечто по-настоящему опасное.

– Как ты? – встревоженно спросил Бен. Я ободряюще улыбнулась.

– Все в порядке.