— Стой! Кто идёт?

— Механик Беспамятный прибыл для осмотра техники, — отвечаю.

— Ах ты прибыл! — обрадовался солдат. — Так что у меня приказ, охранять эту бранзулетку, пока не прибудет техник. Принимай машину, а я возвращаюсь к своим.

— Стой, — говорю, — как же так сразу, не покурив, не поговорив, — и протягиваю кисет. Отделенный командир наш тоже подошёл, протянул бойцу фляжку с разбавленным водой… Саперави, кажется. Терпкое такое вино, почти не кислое. Вечно я названия путаю… — Так откуда здесь эта страсть появилась? — спрашиваю.

— Эти… инсургенты хотели захватить станцию и погнали на нас ось цю танкетку, а только не вышло у них никого злякаты. С одной гранаты вон из того окопчика, — махнул он рукой вправо, — её с дороги снесло. А уж пеших мы з кулэмёта прижали к земле и заставили отойти, — а сам подбоченился гордо и табачок щедрой рукой загрёб в свою «халявную» самокрутку чуть ли не из четверти газетного листа. А мне не жаль: сам-то я не балуюсь — для хороших людей держу или Кобыланды отдаю для обмена на разные полезные вещи.

Я отделенному подмигнул и занырнул внутрь машины. Да ничего страшного ей не сделалось — так, несколько отверстий в корпусе. Есть сквозные, есть и пулями заткнутые. Что гусеницу сорвало — так всего-то один трак и нужно заменить, а где они в этой машине припасены, я знаю — сам формировал ЗИП. В аккурат под полом в кузове между труб с торсионами.

Обоз наш дальше проследовал, мне же отделенный оставил в подмогу Кобыланды. Часовой тоже перестал торопиться, поглядывая на мой кисет — нынче это лучше денег валюта, да и угостить товарища часто полезно для взаимного понимания. Втроём мы по-быстрому и поправили поломку. Мотор тоже пришлось заводить вручную — не почуял вольтметр напряжения на аккумуляторе. Но это — штатная ситуация, а аккумуляторы нынче капризные, требуют ухода, так что, если водитель лопух — пущай крутит ручку. Обоз наш мы догнали как раз у самой станции и быстренько встали под погрузку — шибко торопились, как и всегда. Добавить в баки горючего удалось без проблем — в соседних-то полках и автомобили имеются и трактора, так что подвозят сюда бензин.

Обратный путь прошел легче — на «бранзулетку» положили столько груза, сколько обычно клали на две-три телеги. На горных участках, как всегда, коняшкам досталось нешуточно, так что мы после последнего спуска остановились на ночёвку, как и каждый раз в удобном для лошадей месте. Взвод сопровождения ещё до наступления темноты прочесал окрестности и выставил секреты — мы ведь многое успели усвоить за последние дни и к мерам безопасности стали относиться вдумчиво. В общем, ночь прошла спокойно, а наутро мы с Кобыланды за пару часов пробрались на вездеходе через топкие низины до расположения полка, разгрузились и вернулись обратно за новой порцией имущества —.обоз не стал мучить лошадей на вязких дорогах долины — вернулся через горы на станцию, чтобы принять следующую часть довольствия — машина-то наша через мокрые места хорошо идёт, не то, что телеги с узкими колёсами. Пробираться с повозками по горным дорогам все-таки чуток проще, чем через болотины. Вот и распределил командир участки таким образом, как показалось ему верным, после того, как я у вечернего костра распустил хвост павлиний, расхваливая особенности нашего приобретения.

Так и возили мы грузы ходка за ходкой, перекидывая имущество полка. Вскоре товарищ мой приволок выпрошенный у пулемётчиков крупнокалиберный пулемёт — тот самый, трофейный. Патронов к нему оставалось всего полдиска, поэтому отказались от него… хе-хе. Мы его приспособили на турель, которую я с горем пополам сварил. Считай, без электродов, с самодельной маской, в которую вставил закопчённое стекло, питая дугу постоянным током от генератора. Слабенький вариант, но получилось аккуратно.

Боевая же деятельность полка оказалась скорее охранной, или сторожевой. Ходили патрулями, сидели в секретах — будто сами себя охраняли. Нападали на нас редко, как правило, обстреливая из укрытий. Или подстерегали, или подбирались незаметно а, после открытия ответного огня враг быстро отходил, унося убитых и раненых. На обоз нападали чаще, чем на боевые подразделения. То есть, вдоль маршрута нашего движения к станции и обратно и развивались основные события. Здесь и местность прочёсывали, и опорные пункты в самых опасных местах оборудовали, и разведка туда-сюда ходила постоянно. Но местность здешняя изобилует естественными укрытиями, а на нескольких десятках километров всегда получится подыскать место, с которого можно издалека выстрелить по обозу.

Немного не такая складывалась война, не то, к чему готовились. И именно в этих условиях крупняк, установленный на «бранзулетке» — а именно так окрестили нашу лоханку — оказался очень сильным аргументом. Кобыланды парой-тройкой очередей образумливал любителей сверхдальней стрельбы. Он давал мне команду остановиться, а потом спокойно делал своё дело. Почему спокойно? Во-первых, потому, что прятался за пулемётным щитком. Во-вторых, турель пулемёта сдвигалась по кольцу вокруг люка — мы его сделали из обода тележного колеса, уравновесив массу оружия деревянной стенкой за спиной стрелка. Заодно и боковые щиты приладили, тоже деревянные. Ну и вообще, дополнили «бронирование» кабины, обшив её изнутри досками.

Из каждой поездки привозили пробоины, которые я латал всё той же слабенькой сваркой — на заделку пулевого отверстия мощности моего самопального аппарата только-только хватало.

* * *

— Ай, Иван! Как я могу быть командир? Ты старше, машину знаешь, водишь лучше! — втолковывает мне товарищ в присутствии нашего старшины. Мы едем привычной дорогой к месту погрузки втроём — начальник полкового обоза уже достаточно оправился от раны, чтобы занять место в кабине вездехода и лично проконтролировать ход дел на маршруте. Я плавно наискосок въезжаю в реку и включаю водомёты, подруливая их тягой так, чтобы выбраться на пологое чуть топкое место, укрытое со стороны берега плотным кустарником, в котором нами уже промята дорога.

— Понимаешь, Кобыланды, — отвечаю, — я хороший механик, но в бою мне нельзя без командира. Моё внимание сосредоточено на работе мотора и том, где пройдут гусеницы. Смотреть вокруг, высматривая опасность, некогда. А ты всё видишь и подсказываешь, как правильно повернуться, откуда подъехать и когда пора отступить. Я тебя слушаю — и у нас всё получается.

Почему возник этот разговор? Из-за старшины. Пока мы ездили вдвоём — никаких проблем не было. Я управлял машиной, мой товарищ вел наблюдение и подсказывал. Сыгранность возникла сама собой и не требовала отношений начальник-подчинённый. Но вот в кабине оказался командир, и сразу «не понял», кто тут главный. Поэтому, первым делом, попытался возложить на меня и всю полноту ответственности и бремя ведения с ним дорожной беседы.

Ага-ага. Это при том, что обзор у меня мизерный, потому, что приникать глазами к оставленной в деревянной «броне» щели и работать рычагами очень сложно. Зато смотреть по сторонам прекрасно получается у другого члена экипажа — он и руководит мною, вращая свою импровизированную пулемётную башню и разглядывая всё вокруг относительно беспрепятственно. Если думаете, что нам мешает шум в «салоне», так не очень. Мотор впереди за перегородкой, а гусеницы прикрыты щитками. Внутри кабина «отделана» деревом — так что, переговариваться можно.