попался на глаза Леннону на улицах Верхнего Вест-Сайда и заговорил с ним: «Я ни в коем случае не хотел расстроить вас. Если вы хотите, чтобы я оставил вас в покое, я сюда больше никогда не приду».

Они стояли рядом на Централ Парк Вест, и Гореш почувствовал, что Леннон немного расслабился: «Он взглянул мне в глаза и сказал: “Перестаньте смотреть на меня, как на битла. Вы должны относиться ко мне, как к любому другому человеку”. А потом он сказал: “Пошли”, и мы отправились на прогулку».

Вот так внезапно в жизни Гореша воплотилась мечта битломанов всего мира – он стал регулярно сопровождать Джона, когда тот ходил по делам в Вест-Сайд, и даже на некотором отдалении сопровождал его во время прогулок по Центральному парку (48).

Горешу было невдомек, что в завязавшихся отношениях с Ленноном все не так просто. Было в тучном фотографе что-то такое, что заставляло музыканта нервничать, если не бояться. Возможно, все дело в шпионских приемах, с помощью которых Гореш с напарником впервые появился на пороге его квартиры?

Консьержи «Дакоты» пытались относиться к этой ситуации легче и за спиной называли Гореша «Толстым Дэйвом»[14]. Насколько они могли судить, он был человеком безвредным. Но душу Джона, проявившего к Горешу чудеса приятия, терзала тревога, что за ним следят, что он все время на виду. Эта тревога никогда не отступала. Фреду Симану Джон сказал, что его известность особенная, всепроникающая, и тот, кто наделен подобной славой, вынужден жить в бесконечной паранойе. Но это ничего, рассуждал Джон, потому что «паранойя – это на самом деле повышенная бдительность».

Бдительность – да, но необходимость терпеливо сносить внезапные наскоки фанатов тяжело отражалась на его душевном состоянии. Он уже давно считал, что всепоглощающая слава ливерпульской четверки затмила их самые важные музыкальные достижения.

Примерно в то же время Джон столкнулся и с Роджером Беркли, тоже вестсайдцем, с котором был шапочно знаком прежде. Беркли остановился поговорить и сообщил Джону, что грядет пятый Битлфест. «Передайте поклонникам, что музыка у нас была классной», – сказал Джон, прежде чем быстро ретироваться (49).

Фред Симан проводил все больше времени со своим работодателем и все лучше понимал, что из себя представляет ежедневная жизнь Леннона: «Джон смотрел во все стороны, вглядывался в прохожих с тревогой, пытаясь предугадать момент, когда кто-нибудь его узнает и подойдет к нему». Чтобы объяснить своему помощнику то состояние, в котором он пребывал постоянно, Джон сравнил его с непрерывной настольной игрой, в которую вынужден был играть в борьбе за сохранение самого себя. «Вот как эти чертовы шахматы, понимаешь? – говорил он Фреду. – Я король, и каждое столкновение с пешками меня ослабляет. Ты мой рыцарь[15], и твоя задача – защищать меня от таких столкновений, вставая между нами. По мнению публики, я призрак. Я существую только в их воображении. Чем меньше они видят меня, тем большей силой я обладаю» (50).

Джон и был призраком, и к наступлению Нового года, перед рассветом нового десятилетия, его сила была колоссальной. После распада четверки он скрылся от всех в блеске своей славы, а потом уже возник как легендарная, призрачная фигура. Для сравнения – как Говард Хьюз. За время отшельничества и сопутствующей исчезновению таинственности он, вероятно, стал еще более знаменитым, чем остальные битлы, которые не прекращали писать музыку, добиваясь в этом успеха разного масштаба.

Пол, старый соавтор Джона, превратил Wings в истинного музыкального гиганта – со множеством возглавивших чарты альбомов и синглов, записанных его группой. Хотя Back To The Egg (1979), их последний альбом, и не поднялся на сияющие высоты, песни Маккартни и Wings постоянно звучали на радиоволнах, и обманчиво похожая на диско Goodnight Tonight, и совсем недавняя Wonderful Christmastime – эта песня была фаворитом радиостанций, когда Джон встречал Новый год в «Дакоте».

Что касается Харрисона, соло-гитарист The Beatles впечатляюще вернул себе прежнюю форму, выпустив долгоиграющую пластинку George Harrison в феврале 1979-го, и даже попав в первую двадцатку хитов с песней Blow Away. В перерывах между записью музыки Харрисон занялся подготовкой автобиографии, которая триумфально вышла в свет осенью 1980 года.

У барабанщика Ринго Старра вышло по-другому. Хотя он выдал сразу несколько хитов в начале семидесятых, в последние годы наметился ощутимый спад. Его июньский альбом 1978 года Bad Boy с трудом пробился в топ-100 альбомных чартов Billboard. Обеспокоенный низкими результатами своего товарища, Джон никогда не переставал болеть за Ринго, желая, чтобы его музыкальная карьера оказалась успешной. В открытке, посланной ему в 1979 году, он даже предложил Ринго попробовать сделать что-то похожее на недавние суперхиты группы Blondie: «Тебе нужно сделать что-то вроде Heart of Glass – отлично и просто». Леннон, которого и самого покинула муза, всегда находил время для Старра. Летом 1974 года, во время своих «потерянных выходных» с Мэй Пэнг, Джон написал для него зажигательный хит (It‘s All Down To) Goodnight Vienna (51).

Ринго даже некоторое время жил в доме Джона и Мэй, который те снимали в Лос-Анджелесе. Как и Джон тогда, ударник The Beatles вовсю злоупотреблял алкоголем и пытался оживить захиревшую карьеру.

Журналист Ларри Кейн вспоминал, что в Джоне просыпался «отцовский инстинкт, когда дело касалось Ринго и Джорджа». Эту черту Леннона подмечала и Мэй, говоря, что «Джон всегда беспокоился о Джордже и Ринго. Он всегда был на связи с Джорджем, и у него болело сердце за Ринго из-за того, что тот делал со своей жизнью. В Нью-Йорке, в представительстве Apple, Джон убедился, что у него достаточно времени поговорить с Джорджем, который в одиночку чувствовал себя там неуверенно»[16]. Даже когда «потерянные выходные» находились в кульминационной точке, Джон, невзирая на свое саморазрушительное поведение в тот период, всегда находил время, чтобы побыть с «тихим битлом». Линда Рейг, бывшая сотрудница Apple, говорила, что «Джон мог быть говнюком, но если дело касалось Джорджа Харрисона, и целого мира было мало. Потому что Джордж был прелестью, настоящим джентльменом. Он всегда приходил на студию. И когда он приходил, Джон бросал все, чем бы ни занимался, чтобы провести с ним время. Я думаю, он воспринимал его как младшего брата» (52).

В более поздние годы Джон описывал «потерянные выходные», как период пьяных безумств, когда он пустился во все тяжкие в компании других слетевших с катушек рок-звезд. Позаимствовав название из классического нуара 1945 года режиссера Билли Уайлдера, Джон признавал, что «просто обезумел». «“Потерянные выходные” длились восемнадцать месяцев. Я никогда в жизни столько